Затуренко в заключительном слове обвинил меня в демагогии, пустой болтовне.
Я пришла домой сама не своя».
Григорий думал о Затуренко: «Не все понимают, что он не на месте. Ярко, горячо и, главное, выгодно для себя выступить он умеет. Показать себя — на это у него прямо талант. И не все разбираются, что под его горячностью нет ни грамма интереса к делу. Своя карьера его интересует, а не стройка. Зарвался секретарь райкома. Старыми методами пользуется: шум, показуха, очковтирательство. А конкретной помощи нет, трудности на стройке его не интересуют. Вникать в трудности — это значит признавать их, а ему нужны победные рапорты, блестящие сводки, гладкие цифры. Поганая болезнь — карьеризм. И ее, как всякую болезнь, чем раньше начнешь лечить, тем лучше. Сейчас в роли врачей выступили и шелеховцы, и молодежная областная газета, и даже «Восточно-Сибирская правда». Чем все это кончится?»
Дела райкома отвлекали Григория от невеселых мыслей об Ирине. Вчера ночью он говорил с ней по телефону. Звал, умолял, требовал.
Слышимость была отличная.
— Место службы тебе, Гриша, в Куйбышеве приготовлено! Будем вместе, и родные с нами. Я же не могу больную маму сейчас везти или оставить ее с больным отцом.
Он в отчаянии опустил трубку. Сразу же схватил ее снова, но их уже разъединили.
Клим сказал Григорию, что женится на Элле. В комитете комсомола об этом готовящемся торжественном событии знали уже давно и втайне от Клима приняли кое-какие меры.
— А свадьба когда? — спросил Клима Григорий. — Решил зажать свадьбу? А? Не выйдет! Общественность не потерпит!
— Дмитрий! — позвал Григорий.
Из-за угла строящегося дома с безразличным видом вышел Дмитрий, глянул мимо Клима.
— Меня звали?
— У тебя в кармане пиджака ничего не застряло?
— Сейчас проверим! — Дмитрий извлек конверт, подал Климу.
Клим осторожно распечатал конверт. Вынул плотный бумажный прямоугольник, перевернул.
В изящной рамочке фотография Клима и Эллы. Их соседство на карточке являлось результатом монтажного гения Григория. Под рамкой печатные буквы:
«Уважаемый товарищ!
Клим Зыков и Элла Лускова
и свадебный совет
приглашают Вас
в клуб «Строитель»
на комсомольскую свадьбу».
— Вы что? — произнес огорошенный Клим. — Да она и не комсомолка, — и густо покраснел. — Бросьте!
— Нет! Это вы, товарищ Зыков, бросьте. Чтобы женился наш член штаба комсомольской стройки, а мы такой случай ушами прохлопали! Будет вам комсомольская свадьба!
Комсомольская свадьба
Наступил день свадьбы.
Голубая «Волга», увитая лентами, двигалась впереди. В «Волге» восседали шафера.
За автомашиной, кося выпуклыми глазами, ступала тройка лошадей. Разноцветные ленты в гривах, ленты на дугах и даже на резиновых колесах.
В коляске совершенно смущенные всем происходящим жених, невеста и их друзья.
Из клуба уже выплескивались звуки духового оркестра, лилась светлая грусть аккордеона, ее захлестывала хмельная удаль баяна. Кружились танцующие.
В столовой суетились официантки: за счет треста столы накрыли на сто двадцать человек. Свадьба была задумана с помпой.
И едва гости заняли свои места, как чей-то нетерпеливый голос горячо потребовал:
— Горько!
Поднялся директор завода железобетонных изделий Дворин, постучал карандашом по бутылке:
— Рано еще! — оказал он так, словно давал своим подчиненным очередное указание. Сказал и смутился. И сел.
Поднялся парторг строительства Иван Иванович Хоров.
— Я названый отец невесты, — взволнованно начал он, — ведь отец ее погиб на фронте. Мать расстреляна гитлеровцами. Дорогая девочка, — голос его стал глухим, — отец не увидел тебя взрослой. Не увидела мать. Но за твое счастье сложили они головы. Я горжусь, что стал твоим названым отцом. — И Хоров поцеловал Эллу.
— А я посаженый отец Клима, — начал Дворин, поднявшись.
И пошел расписывать, какой отличный работник Клим.
Молодые сидели кумачовые от смущения.
— Горько! — грянуло из зала. — Горько!
Но Дворин опять постучал по бутылке.
— Попрошу внимания! Есть вопрос: куда складывать подарки?
— Да, куда? — воскликнул Юра Кудрявцев.
— Кто ответит? — в наступившей тишине спросил Дворин. — Может, товарищ Хоров ответит?
Парторг с подчеркнутой медлительностью достал из кармана маленькую коробочку и передал ее Дворину. Тот, весело усмехнувшись, так, что брови его разлетелись в разные стороны, а глаза озорно вспыхнули, сказал;
— Мала коробочка, а уместится в ней и приданое жениха, и приданое невесты, и подарки друзей, и подарки нашей Всесоюзной комсомольской ударной стройки. И еще доживем мы до того, чтобы все молодожены у нас такую коробочку получали. В этой коробочке ключи от новой вашей квартиры.
Все встали. Оркестр заиграл туш, и Дворин закричал молодо и задорно:
— Горько!
— Как здорово: из клуба, который мы построили сами, пойдем на стадион, который тоже сделан своими руками! — восторженно сказала Люда.
— На стадион! На стадион! — закричали все.
...Они подошли к стадиону, где высился черный конус. Подошли поближе.
В руках Григория вспыхнула зажигалка. Он погасил ее и передал Климу:
— У тебя рука счастливая. Зажигай.
— Что?
— Сперва зажигалку.
Затрепетала красная точка огня, листок пламени разрезал тьму, осветил угол еловой ветви.
— Иллюминация в вашу честь, — сказал Григорий. — Чтобы и ваше счастье было таким светлым и сверкающим. Ну, друг!
Клим поднес листок пламени к зеленой ветке, и елка, пахнущая хвоей и соляркой, стала мгновенно обрастать огненными листьями. Вот уже вся многометровая елка осветила ночь.
— Факелы! Факелы! Факелы! — раздавал Дмитрий палки, к которым были прибиты банки с паклей, смоченной нефтью.
Огни факелов долго колебались в ночи.