— А много их у тебя, этих пленных. И что за народ?
— Четырнадцать человек. Похоже — дружинники. В этом все и дело. Кому у нас такие рабы нужны? Они же могут тебе запросто головенку набок свернуть или проломить ее чем. А галер у нас нет. Есть правда соляные прииски, но покупатель от них куда-то запропастился. А гости с Востока с покупкой тоже не спешат. Начало зимы. Купишь холопов, их кормить, одевать надо, да охранять… Расходы.
— А ты чего их взял.
— Да понадеялся на случай, а оно видишь, как оборачивается. Некоторые-то из этих может и сдались бы, но они все на старшего поглядывают. А вот старший у них (пятнадцатый) не приведи Господь. Намедни мой надсмотрщик хотел погладить его плетью, легонько, так до сих под отлеживается. Если бы нашелся на них покупатель, — и он как-то уж слишком ласково посмотрел в мою сторону, — то, хоть и понесу я убытки, а сразу ему скажу, что этого пятнадцатого лучше вместе с остальными не брать. Без него спокойнее будет. А то в собственном доме надо будет каждую ночь дверь в свою комнату подпирать, а иначе можно утром и не проснуться, сохрани Господь. А этого я потом солеварам сбагрю. Те ребята здоровые, дубины у них большие, справятся. Они и не таких обламывали. Может потому холопы у них долго и не живут.
— Ну, пойдем, посмотрим на них. Начнем с этого пятнадцатого.
— Как скажешь. Господи, неужели ты услышал мои молитвы.
— Может и услышал.
— Да вон он, к столбу привязанный. Игнач, послушай, я тебе этого, да и тех других, за полцены отдам. Мне с Владыкой ссориться не с руки. Тут бы свое вернуть. И от этих сейчас у меня одни заботы лишние.
— А пол цены — это сколько?
— Ну, эта… по три гривны кун…
— Ты меня не проверяй. По две. Иначе сам разбирайся. Владыка обязательно узнает кто купил, с меня начнет спрашивать…
— Ох, согласен я, согласен и по две.
— То-то. А что это голова у него в крови?
— Так ведь успокаивали же…
— А что одет он так? Я бы сказал, не по росту.
— Чего не понятного? Одежка, видать, на нем хорошая была, но в дороге кто-то из прежних его владельцев с ним поменялся.
Когда мы подошли к пленному, тот поднял голову и, увидев Ибрагимку, прорычал:
— Убью, с-сука.
— Подожди убивать. Вот человека к тебе привел, он с тобой поговорить хочет.
Пленный перевел на меня взгляд, смотрел с минуту, а затем опустил голову и почти нормальным тоном сказал:
— Меня, старик, не покупай. Иначе рано или поздно все равно тебе голову проломлю.
— Как тебя звать-величать, мил человек?
— Зови меня Матвей… Или Суздалец. А отчества теперь у меня нет.
— За что ж ты мне голову-то проломить собираешься?
— Жить не хочу, рабом жить не буду. Тебя убью — меня убьют.
Я отвел Ибрагимку в сторону.
— Ибрагимка, можешь определить откуда он?
— А что тут определять? Высокий рост, узкое лицо, нос с горбинкой, подбородок как вырубленный. Из кривичей. Скорее всего из Полоцка. Полочанин. Хотя может и из Витебска. Сейчас проверим.
И уже громче, будто продолжая со мной разговор:
— Ну да. Наговоришь тоже. Истинно княжеские династии зарождались где? Только в Киеве полянском, да Новгороде словенском.
От этих слов пленный аж вскинулся:
— Убью, с-сука. А Полоцк кривицкий? Всеславичи ведут свое происхождение от Рюриковичей. Древнее княжеского рода нет. Понял, гнида еврейская.
— Понял. Только кто из них остался. Вон в Витебске покойный князь Ярослав Василькович умер, не помню, лет 16 назад, а сыновей не оставил и Витебское княжество перешло к его зятю — Ольгерду.
Невольник дернулся и поник:
— Не оставил… Много ты знаешь.
Ибрагимка усмехнулся, а я почувствовал, что пора и мне в разговор вступить:
— Я смотрю у тебя руки все в мозолях. Это — мозоли особые. Ты — воин?
— Был…воин.
— А чего это ты себя хоронишь?
— Рабство никогда не даст мне стать даже тем, кем я был. Всегда пятном будет несмываемым на чести моей.
— А если никакого рабства не будет?
— Это как? А что, все это вокруг мне снится что ли? И вон та рожа тоже? — он кивнул на Ибрагимку.
— Нет, все так. Но ведь бывает по-разному. Попасть в плен может любой воин. Любой боярин и даже… любой князь… Важно, как он из неволи освободился. Одно дело — купчая на приобретение его в качестве раба. Другое дело…, — я сделал паузу, и Суздалец напрягся, — передача пленного за выкуп. Оформленная письменным документом. За подписью Владыки, а, потребуется, и князя. В этом случае рабом пленный так не побывал, а, значит, и никакого позора на себя не принял.
Тут я замолчал и дал ему время понять то, что я сказал. Тот приподнялся было, но вновь опустил голову. Голос его дрогнул:
— Некому за меня выкуп платить. А из чужих кто за меня выкуп заплатит? Кто ж это такой добренький найдется, да без корысти? Уходи, старик, не будоражь.
— А если тот заплатит, кому ты только что обещал голову проломить? Я, скажем?
— И что же ты за это захочешь?
— Пока я еще только решаю, выкупать тебя или нет. А может пусть тебя Ибрагимка лучше солеварам продает?
— Долго решать будешь?
Вместо ответа я его спросил напрямую:
— Мечом хорошо владеешь?
— А ты спытай, — с вызовом так.
— Ты, сынок, со мной так не разговаривай. Не я тебя Христом Богом прошу, а ты меня Христом Богом просить должен. Не нравлюсь, так прощевай. Здесь пленных много.
И я встал.
— Подожди… Извини, старик. Возможность ты мне, конечно, рисуешь сказочную. Неправ я. Дали мне тут железом по голове. Болит сильно. Владею я мечом. Хорошо владею.
— Ну ка, Ибрагимка, прикажи принести сюда три щита, да пусть вырубят три палки с меч длиной. А из вас, охрана моя верная, кто желает Суздальца испытать?
Испытать захотелось всем троим.
— А ты, Суздалец, если развяжу, на людей не бросайся. Понял ли?
— Понял, старик. Развязывай.
Я не стал резать веревку — все добро хозяйское, так развязал. Суздалец потряс руками и стал разминать затекшие запястья. Росту он оказался (по новгородским понятиям) немного выше среднего, широк в плечах, и одного взгляда любому бы хватило понять — очень опасен.
Принесли щиты и палки. Суздалец взял свой «меч» и щит, да орлам моим и говорит:
— То-то. А что это голова у него в крови?
— Так ведь успокаивали же…
— А что одет он так? Я бы сказал, не по росту.
— Чего не понятного? Одежка, видать, на нем хорошая была, но в дороге кто-то из прежних его владельцев с ним поменялся.
Когда мы подошли к пленному, тот поднял голову и, увидев Ибрагимку, прорычал:
— Убью, с-сука.
— Подожди убивать. Вот человека к тебе привел, он с тобой поговорить хочет.
Пленный перевел на меня взгляд, смотрел с минуту, а затем опустил голову и почти нормальным
