Неизданные записки Великого князя (СИ)

им, сыплющих подсолнечной шелухой и крепкими словечками, общество "образованных людей", к которым, естественно, причислял и себя, напомнил ему судьбу руководителей великой французской революции. Ксения как-то сжалилась над ним и пригласила к утреннему чаю, за что получила выговор от мамА, которая не желала видеть за одним с ней столом "этого лавочника". Так что осталось нашему "комиссару" скрипеть перед кухарками и горничными новенькой кожаной курткой перепоясанной и перекрещенной на спине крест-накрест офицерской портупеей с наганом в кобуре. Слава богу, что без шашки, а то земгусары как-то повадились их носить на офицерских портупеях слева, как и положено в армии, и все рестораны в Киеве были забиты этой публикой, восседавшей с гордым боевым видом, звеня шпорами на отлично сшитых сапогах из лаковой кожи, с шашками в серебре, пока по киевскому гарнизону не вышел специальный приказ, запрещавший ношение боевого холодного оружия, лицам, не имеющим на то право). Причем, чем хуже шли дела на фронте, тем больше лоснились лица таких тыловых деятелей и, кажется, сильнее блестели всякие жетончики, которым они обожали обвешивать свою чистенькую и прекрасно сшитую у лучших портных офицерскую форму. Жетончикам следовало изображать боевые награды и привлекать внимание барышень, особенно много их (жетончиков, естественно, а не барышень) появилось весной 1917: тут и Свобода, Павшие оковы и Великая Россия, а позже — и сам господин Керенский собственной персоной. К жетончикам добавлялись банты из бело-сине-красной ленты государственных цветов, повязанными на груди или левом рукаве. Все это было бы смешно, если бы не было печально, что от такого никчемного человечка зависит наша жизнь, тем более что я часто ловил злобные взгляды матросов, цедивших сквозь зубы, что "братишки" в Севастополе и Ялте "славно разделались с офицерьем", а они тут цацкаются с царскими недобитками.

И вот как-то ночью, едва забрезжил рассвет, мы проснулись от шума моторов, криков и грохота многих десятков ног, бегущих по дому. Дверь в спальню распахнулась, раздалось бряцанье металла и мне в лоб уперлось дуло револьвера. В лицо ударило запахом пота, махорки и еще чего-то неприятного.

— Вы гражданин Александр Романов, бывший Великий князь?[4]

— Да, это я. А вы кто такие?

— Мы — посланцы трудового народа, представители Севастопольского Совета.

— Драгоценности здесь, на столике, в шкатулке. — сказала Ксения.

— Нам не нужны ваши побрякушки, дойдет и до них очередь. А сейчас сдавайте оружие и документы!

— А у вас документы на обыск имеются? И кто ваш начальник? — ответил я.

— У нас нет начальников. Мы матросы-анархисты, подчиняемся коллективному решению Совета.

— Но документ от Совета у вас есть?

— Вы что не хотите подчиниться требованию победившего народа?

— Я согласен подчиниться, но мне надо убедиться в том, что вы представители Севастопольского Совета. Тут я вспомнил, о чем перешептывались матросы, упоминая, что "братишки" из этого самого Севастопольского совета вывели "в расход" много офицеров, находящихся в городе. Что же, видимо, наступил наш последний час.

— Свет включи, гражданин Романов желают видеть бумагу с распоряжением от победившего народа.

Включили электрическую лампу и я увидел десяток матросов, тесно набившихся в комнату. Их лица были потными и красными, они как-то нехорошо улыбались… Вид у них был далеко не мирный: винтовки, за поясом у многих револьверы и ручные гранаты, на груди перекрещенные поверх формы пулеметные ленты, будто они собрались идти на штурм укреплений врага. Стараясь держаться спокойно, я прочитал мандат, в которым предписывалось произвести обыск в имении Ай-Тодор, где проживал гражданин Романов с семьей.

— Разрешите нам одеться, попросил я, подумав, что если это разрешат, значит, здесь расстреливать не будут, а увезут в тюрьму.

— Не стоит беспокоиться так, гражданин Романов, следуйте с нами в ваш кабинет.

Мы прошли в кабинет. Старший, тот, что держал у моего лица револьвер, по-хозяйски сел в мое кресло и сказал:

— Лучше по-хорошему сдайте пулеметы и бумаги.

— Какие пулеметы, у нас их нет, да и кто будет из них стрелять?

— Нам виднее, кто. Не сдадите по хорошему, пожалеете. Посмотрите в окно.

Я подошел к окну. Уже рассвело и было видно, что во дворе стоят три грузовика с пулеметами на турелях и полно солдат и матросов, приехавших на этих авто. Видимо, эта рота всерьез готовилась штурмовать дом. Уж не думали они, что им окажет сопротивление комиссар Временного правительства? А где же он? Нескольких из конвойных матросов из его команды я вроде видел, а вот комиссара нет.

— Наверно при обыске должен присутствовать комиссар центрального Временного правительства?

— Обойдемся без него. Дайте ключи от стола и шкафов. Мебель принадлежит народу, ее ломать мы не будем.

Вывалив из ящиков бумаги, матросы принялись выбирать "вещественные доказательства" контрреволюционной деятельности. К ним были отнесены все письма на иностранных языках — "переписка с врагом".

— Там написано по-французски и по-английски — это, как известно, наши союзники.

— Все равно, буржуи. Товарищи разберутся, кто там союзник, а кто — враг. Так, вот и переписка с бывшим царем. Готовите заговор и побег бывшего царя?

— Посмотрите на даты писем, они все до 1917 г. Или вы считаете, что я заранее начал готовить побег год назад?

— Вы мне зубы не заговаривайте. Лучше сдайте по-хорошему пулеметы.

— Я бы сдал, но у меня их нет.

Еще несколько часов, перевернув все вверх дном, анархисты с помощью конвойных матросов, которые, как считалось, знают все потайные места дома и парка, искали несуществующие пулеметы. Я больше всего опасался, что эти пулеметы они привезли с собой и сейчас они будут нам предъявлены, после чего из них же нас и расстреляют.

Наконец, матросы, забрав мои бумаги и письма, а также Библию тещи, которую она привезла еще из Дании и с которой никогда не расставалась, стали собираться назад. Напрасно теща, плача, предлагала им свои драгоценности в обмен на Библию.

— Мы не воры, а вам должно быть стыдно: старая женщина, а читаете религиозную чепуху. А может там шифр какой, вот вы ее все и держите в руках и теперь свои камушки нам предлагаете. Неспроста это всё. Ничего, товарищи разберутся и, если там нет чего-нибудь шифрованного, отдадут вам книжку назад.

Анархисты залезли в грузовики, заурчали моторы, и вся колонна потянулась на выезд из имения.

Тут я заметил рядом с собой комиссара Временного Правительства. Вид у него был такой, что он только что проснулся и ничего не знает о творившемся здесь в течение нескольких часов. За ним кучкой стояли его матросы, куря самокрутки и периодически сплевывая.

— Ну вот, доигрались! — сказал комиссар.

— Кто доигрался?

— Да вы! Теперь они постоянно будут приезжать, пока чего-нибудь не найдут, а потом устроят революционный суд над вами.

— А что мне было делать? Отдать пулеметы, которых здесь нет? Или купить трехдюймовое орудие у тех же анархистов и потом