Иван Бероев и сам не раз был на слуху. То и дело рассказывали, как он самолично кому-то перерезал глотку или расстрелял, превратив человека в решето.
И ведь не жалко Басмачу отдавать меня этой жестокой твари. А что, если он и меня порежет? Или свернёт шею и закопает в ближайшей лесополосе? Плевать будет Мише, вот что. Найдёт себе новую беспризорницу для выполнения тайных заданий и свершения чёрной мести. А кости бедной Катьки-проныры сожрут черви и все о ней позабудут. Станут жить, как прежде, убивая друг друга, отжимая друг у друга куски побольше да пожирней. Они продолжат свои жуткие игры, а я…
- Кать? - позвал меня, видимо, не в первый раз. - Стаканы принеси, говорю. Они там, на кухне, - неопределенно махнул рукой и я поднялась на ноги, на самом деле плохо соображая, куда идти и что делать.
Отыскала два стакана, кажется, хрустальных (ещё бы, ведь Басмачёв никогда не мелочится), поставила их перед ним на маленький столик.
- Присядь, - налил коньяка третью часть стакана и протянул мне. - Держи.
- Ты же говорил, если буду пить или курить, голову оторвёшь…
- Всё правильно. Но когда я разрешаю, можно.
Взяла стакан и смотрела на его дно сквозь темноватую коричневую жидкость, пока Миша наливал себе.
- Не чокаясь, - сказал, словно сам себе и опрокинул полстакана коньяка.
Закрыл глаза, откинулся на спинку дивана, а я, зажав нос, чтобы не чувствовать не особо приятный запах напитка, выпила свою порцию и закашлялась.
- Там в холодильнике твоя колбаса любимая и сыр. Можешь поесть, - проговорил не открывая глаз.
- Спасибо, я не голодна. Миш?
- Ммм, - со стороны могло показаться, что он спит или пытается уснуть, но я слишком хорошо знала Басмача.
Он думал. Очень часто я видела его дома, сидящим в кресле или диване, о чём-то размышляющим.
- А если я… Если я откажусь? - голос едва слышно дрогнул.
- И?
- Что ты сделаешь?
Он криво усмехнулся, открыл глаза и я встретилась со взглядом настолько вымученным, как будто он смертельно устал. Словно гложет его что-то, истязает.
- Ничего не сделаю. Ты в праве отказаться. Я не стану принуждать.
Вот так вот просто? Серьёзно?
Отчего-то казалось, что у него припрятан ещё один козырь. Похлеще данного перепуганным ребёнком обещания. Что-то, через что я не смогу переступить. И я не ошиблась.
- И в чём подвох тогда? Ты думал, я возьму и так просто соглашусь лечь под отморозка?
Он сел ровнее, достал бутылку и налил снова, только на этот раз мне больше, почти как себе.
- Пей.
Я махнула залпом и, зло стукнув стаканом, отчего-то желая, чтобы он нахрен разбился, поставила его на стол.
Миша отзеркалил моё движение, выдохнул.
- Подвох в том, что если ты откажешься, я забуду о тебе. Вышвырну из своей жизни и больше никогда в неё не пущу. Хоть ты и крутишь хвостом, бегаешь от меня, пытаешься показать, что сможешь и сама прожить… Но мы оба знаем, как сильно ты любишь меня. Любишь не как отца, не как брата и даже не как опекуна. Ты любишь меня, как женщина любит мужчину. Я не прав, моя маленькая авантюристка? - и склонился к моим губам, обдавая их горячим дыханием с неожиданно ставшим приятным и пьянящим запахом коньяка.
- Зачем ты так со мной? - первая слеза скатилась по щеке, а за ней вторая, градом полились, а я моргнуть даже не могу, пригвождённая к месту, парализованная его взглядом потемневшим, чуть насмешливым. - За что?
- Разве ты не этого хотела? Работать на меня. Мне Череп рассказывал, как ты страдала от того, что я оставляю тебя не у дел. Он врал?
- Нет, но…
- А как ты хотела, Катенька, - впервые назвал меня так ласково, а мне показалось, что имя моё ядом змеиным пропитали. - Думала работать на плохого дяденьку так просто? Я давно не промышляю мелкими разводами коммерсов, котёнок. Я играю по-крупному, - взял меня за подбородок, приподнял и в глаза своим страшным взглядом впился. - Так что ты решила?
Игра, значит… А я в ней, судя по всему, пешка, которую не жалко на передовую. Пушечное мясо.
Но его слова о том, что бросит, выкинет меня из своей жизни так же, как выбросил из дома, пугали. Пугали сильнее, чем предстоящее знакомство с извергом Бероевым.
- Я могу… У меня есть время подумать?
- Нет. Решай здесь и сейчас. Если согласишься, будешь в шоколаде. Всё, что захочешь сделаю для тебя. Поверь, этот брак не навсегда. Всего пару месяцев, от силы - полгода. Потом я уберу ублюдка, а ты останешься богатой вдовой. Если откажешься я пойму. Просто встану и уйду. Эта квартира оплачена на два месяца вперёд. Но тогда ты будешь жить своей жизнью. Ни я, ни мои ребята больше не станем помогать тебе. Ты останешься одна, Катя, - последняя фраза прозвучала, как самый страшный приговор, самого безжалостного судьи.
Это было настолько больно и страшно, что мне хотелось упасть на колени и молить его не делать этого. Не оставлять меня вот так. Одну, беспомощную… Без него.
- Я согласна, - прозвучало так тихо, что не расслышать, но у меня не осталось сил сказать громче.
Тем не менее, он услышал.
- Умница. Правильный выбор. Держи, выпей ещё.
Я послушно проглотила содержимое стакана, глядя в одну точку и не чувствуя более ни вкуса, ни запаха, не слышала даже биение собственного сердца. Словно оно остановилось.
ГЛАВА 17
1994 год
Адская боль пульсировала в висках, лишая способности мыслить, и я не сразу поняла, где нахожусь. А когда поняла, захотелось реветь и биться головой о стену. Неужели это не просто страшный сон? Неужели и правда Басмач решил обойтись со мной, как с ненужной вещью? Вот так вот запросто взять и отдать на потеху чудовищу.
Ко всему прочему Медведь, он же Бероев, места мокрого от меня не оставит, если узнает, что я засланный казачок. И вряд ли он станет ждать, пока Басмач придёт спасать свою подопечную.
Сидела в ванной, полной горячей воды и вспоминала, как дала своё согласие на дело. Как, напившись, просила Мишу трахнуть меня, чтобы с ним в первый раз… Не с тем ублюдком, с которым мне придётся спать, как последней шалаве, а с ним, которого люблю.
Вешалась на шею и умоляла, а он лишь гладил меня по голове, отстранял от себя и называл
