— Я буду жаловаться владетелю. — Пригрозил Торганд.
— Жалуйся. — Пожал плечами Грундальф. — Только кто согласится занять мое место, раз Шустов по-твоему дыра дырой? Ни один здравомыслящий власть имущий ни за что не поедет в такую глухомань ради получения места старейшины. Любой чиновник легко заработает те же самые деньги в том же Торнбьефе и будет держаться за свое нагретое кресло зубами, руками, ногами и хвостом, если он у него есть. — Здоровяк захохотал.
На это купцу нечего было возразить. Он заозирался, но его окружали мрачные лица воинов и простых рабочих кымов. Тех, кто не занимается купи-продай, а добывает себе денежку тяжелой работой. И все они были на стороне Грундальфа, Торганд это хорошо понимал. Этим-то и отличается глушь от столицы, в том же Миргарде на его предложение посмотрели бы по-другому и сейчас купец заключал бы долгосрочный контракт на работу с этими кымами. Но здесь… тупые деревенщины вечно все портят, со вздохом подумал он. Вместо того, чтобы договориться — развязывают войны. Ну отошел бы Предел к Империи, хотя формально это и так, ну, ввели бы здесь их законы, всем бы стало хорошо. Но нет, мы жили сотни лет по заветам предков, молились своим Богами и проживем еще сотни. Так и сдохните в своих дырявых халупах, замерзая от холода или простывая от дождя, злорадно подумал купец.
— Отец! — услышал он от двери шахты знакомый голос.
Торганд поднялся и кинулся навстречу живому сыну, у которого на горле красовалась повязка. Он крепко обнял наследника, внимательно осмотрел его, выискивая другие раны.
— Живой, живой! — приплясывал купец. — А это что? Дай посмотрю! — он попытался оттянуть бинт.
— Нельзя. — Раздался рядом чей-то тихий голос и на Торганда уставились два немигающих глаза. — Ранку обработали и забинтовали, но она пока не зажила — зелья на всех не хватило.
— Скажи сразу — пожалели для моего сына! — прошипел купец не хуже змеи. Коготь пожал плечами — ему было все равно. Сказал он другое.
— Освободи эту рабыню — если бы не она, то лежать бы твоему сыну с перерезанной глоткой. — Ящер указал на стоящую неподалеку девушку.
Купец смерил ее взглядом, прекрасно понимая, кто она и зная про ее навыки. Иначе не купил бы на торгу.
— Твоему слову я не верю, также как и ее. — Веско произнес купец. — Это так сын? — спросил он у отпрыска. — Она тебя освободила?
— Не знаю. — Проблеял тот. — Не помню, все вокруг закрутилось, завертелось, мечами замахали, заорали, кого-то убили, стало страшно. — Он замолчал. Олаф, Болли, Грундальф и остальные воины и даже ополченцы ухмыльнулись. Случившаяся внизу свалка показалась купеческому сыну жестокой битвой. Отчасти, это так и было, но простые кымы воспринимали все немного иначе. С другого ракурса, так сказать.
— Кто-нибудь видел, как она освободила моего сына? — обратился купец к воинам.
— Я видел. — Грундальф поднял руку, хотя это была ложь. — Девчонка молодец, не осталась в стороне. Ты должен дать ей свободу.
— Клянешься перед Богами? — спросил Торганд. Он понимал, что здоровяк может сказать ему это в пику, да и терять такую рабыню не хотелось. Он собирался ее продать в крепость Владыки — несколько лет обучения и вправленные в нужном направлении мозги сделали бы ее хорошей телохранительницей. В крайнем случае лучницей на стене. Купец во всем видел выгоду и выпускать попавшую к себе добычу не хотел.
Грундальф не колебался ни на миг.
— Клянусь Воином, девчонка оказалась храброй воительницей и помогла освободить твоего сына.
Где-то далеко громыхну гром и дождь немного усилился. С небес стало капать интенсивнее, но кымы не полезли под навес. Они все остались на своих местах и каждый в это время шевелил губами, творя про себя короткую молитву. Олаф посмотрел на купца.
— Вот и ответ. — Воин смотрел почти что доброжелательно.
Торганд колебался — он тоже слышал гром, но не придавал ему такого значения. Он в первую очередь торговец и молится Дельцу, а тот приветствует обман и выгодные хитрые сделки. И очень огорчается, когда не получает прибыли. Но ведь можно обмануть даже Богов.
— Я согласен, — медленно произнес Торганд, — дать ей свободу всего лишь за пятьдесят золотых.
— Ого! — присвистнул Болли.
— Губа не дура. — Покачал головой Олле, прикинув, что это почти весь его двухгодовой заработок, если не больше.
Наложница ахнула и зло посмотрела на купца. Ее кулачки сжались, девушке хотелось кинуться к этому жирному уроду и поколотить его и сынка заодно, ибо плод от дерева недалеко падает, но она сдержалась. Внутри, в душе, еще теплилась надежда, что купец окажется справедливым и на радостях от освобождения отпрыска даст ей свободу, но тот только подтвердил ее уверенность в том, что все торгаши — продажные твари, только и способные, что наживаться на горе других. И этот не исключение. Девушка вздохнула и села на землю, наплевав на расходящийся дождь. Мало того, что ее побили, так теперь еще и промокнет и может заболеть. Боги, взмолилась она, почему вы не поразите молнией этого жадного урода?!! Но небо не отвечало на ее вопросы, только все сильнее расходящийся холодный дождь пытался смыть с нее наступающую хандру и тоску.
Коготь полез рукой в кошель и выгреб все, что нашел в карманах разбойников и переложил к себе. Он подошел к девушке и протянул ей.
— Возьми. — Просто сказал ящер. Наложница удивленно уставилась на мокрого хаса, по кирасе которого стекала вода. Чешуйчатая рука тоже была мокрой, также как и лежащие в ней монеты. — Здесь немного, всего восемь золотых, но пусть хотя бы так. — Коготь посмотрел на жадного Торганда. — Тонуть тебе в грязном вонючем болоте, торгаш. — Неожиданно подсознательно выдал он ритуальную фразу.
— Но-но, пошипи мне тут еще, зеленая тварь! — осклабился тот, но угрозы говорить не стал. Ничего, с этим зверем он еще разберется, дайте время только добраться до дома в Миргарде.
— Я ее выкуплю. — Подал голос Грундальф из-под навеса. — Прямо сейчас, прямо здесь. — Он посмотрел на девушку и стоящего рядом с ней ящера. — Забери свои деньги, они тебе еще пригодятся.
— Пятьдесят золотых. — Напомнил Торганд.
— Как только вернемся в Шустов, обещаю, ты их получишь.
— Я хочу здесь и сейчас. — Настаивал упрямый купец, решив ковать железо пока горячо. Тупоголовые воины со своей честью легко могут расстаться и с большей суммой.
— Ты заключаешь сделки ночью, избегая присмотра Богов? — удивился Грундальф и кивнул. — Теперь мне все ясно. Олаф, отсчитай ему пятьдесят золотых.
— Так у меня нет
