– Неужели вам не хочется побывать на Высшем Милосердии? – спросил дьякон.
Восемь унггоев, охраняющих центральный стык, сидели прижавшись друг к другу и тянули натруженные руки к обогревательной спирали, вставленной в ядро. Призрачное розоватое сияние плазмы, колебавшейся в спирали, высвечивала темные пáры глаз, в которых угадывалось одно-единственное желание: чтобы дьякон поскорее закончил и перешел к следующей группе.
– После возвращения я с радостью возьму на себя обязанности руководителя паломничества.
Предложение было щедрое, но унггои ничего не ответили. Дадаб вздохнул под маской.
Среди истинно верующих существовало убеждение, что все должны хотя бы раз в жизни увидеть Высшее Милосердие. Проблема состояла в том, что священный город cан’шайуум постоянно пребывал в движении, а огромные расстояния между различными флотами и обиталищами Ковенанта делали путешествия недоступной роскошью для менее благополучных приверженцев веры. И все равно Дадаб был потрясен тем, что у этих унггоев нет даже желания совершить такое паломничество.
– Один лишь священный корабль стоит таких усилий. – Дадаб короткими пальцами начертил в воздухе треугольные очертания дредноута предтеч. – Это потрясающее зрелище! Особенно если смотреть из нижних кварталов.
– Мой кузен живет в тех кварталах, – пробормотал Бапап.
В этой группе он был единственным унггоем из первоначального, в двадцать обучающихся, класса Дадаба. На редкость крупный унггой по имени Флим посмотрел на Бапапа с ненавистью, и единственный усердный ученик Дадаба постарался как можно глубже спрятаться в броне.
Флим сидел на груде ящиков с оборудованием. Глубокие сточные ямки в его хитиновой коже свидетельствовали о длительной борьбе с рачками, широко распространенном заболевании среди унггоев, которые работали в заводненных пространствах больших обиталищ. Дадаб знал: не стоит сердить унггоя, которому хватило сил пережить эту каторгу. Но он продолжил, словно не замечая злости Флима:
– Правда? И в каком же квартале?
Бапап ответил, пряча глаза от дьякона:
– Я… не знаю.
– А как зовут твоего кузена? – не отставал Дадаб. – Возможно, мы встречались.
Вероятность такой встречи составляла одну миллионную, но ему хотелось поддержать беседу. Все группы начали отдаляться друг от друга, и Дадабу было важно обратить вспять эту тенденцию – такие, как Флим, вредили его призванию, препятствовали воодушевлению сородичей-унггоев.
– Яяп, сын Пума, – нервно сказал Бапап. – Из про́клятых пустошей Балахо.
У унггоев не было фамилий, они использовали для формальной идентификации имена и места рождения любимых патриархов. Дадаб понимал, что этот Пум может быть кем угодно – дядей Бапапа, или его прапрадедом, или каким-нибудь мифическим основателем рода, которого почитают потомки. Родная планета унггоев называлась Балахо, но Дадаб не был знаком с кварталом, названным Бапапом. И все же он продолжал гнуть свое:
– Яяп работает на министерство?
– Он служит сангхейли.
– В качестве солдата?
– Часовой.
– Наверно, он очень смелый.
– Или очень глупый, – проворчал Флим, доставая пакет с едой из своей груды. – Как Йюлл.
Он вставил трубку в пакет, навинтил другой конец на ниппель, выступающий из его маски, и потянул жидкую кашицу. Другой унггой ссутулился, чтобы оказаться поближе к обогревательной спирали.
Дьякон очень мало знал о первом спуске джиралханаев на эту неизвестную планету для переговоров в саду. Он все это время провел на «Быстром преобразовании», работал с люминарием. Но Дадаб был в курсе, что Бапап принадлежал к отряду унггоев, как и большинство учеников в классе. Благодаря наставлениям дьякона это самые верные и надежные унггои «Быстрого преобразования», и Маккавеус именно поэтому взял их с собой.
Один из них, Йюлл, не вернулся. А когда Дадаб поинтересовался, что за трагедия с ним приключилась, Бапап и другие ничего не ответили. Но Дадаб набрался мужества и как-то в трапезной «Быстрого преобразования» задал вопрос Маккавеусу.
– Он проявил неподчинение, и Тартарус его убил, – с удивительной откровенностью ответил вождь. – Твои соплеменники ничему не научились, дьякон. Ничему такому, что сделало бы их полезными для меня.
Обвинение было жестоким, оно сильно уязвило Дадаба.
– Мне очень жаль, вождь. Чем еще я могу помочь?
Однако Маккавеус просто уставился в мозаичный пол, сцепив за спиной покрытые серебристой шерстью руки.
Он был малоразговорчив с тех пор, как радостно сообщил министерству об обнаружении реликвария и оракула и получил краткий ответ.
После неловкой паузы, когда слышалось только шипение масляных ламп, дьякон поклонился.
– Какой грех сильнее? – спросил Маккавеус, когда Дадаб, пятясь, сделал несколько шагов к выходу. – Неподчинение или осквернение?
– Я полагаю, это зависит от обстоятельств. – Дьякон глубоко вздохнул. Клапаны его маски побрякивали, когда он произносил тщательно подобранные слова: – Наказание для тех, кто сознательно бросает вызов пророкам, сурово. Но не менее сурово карается и повреждение священных реликтов.
– Пророки… – Маккавеус так произнес это слово, что последовавшая пауза наполнилась неким загадочным смыслом.
– Вождь, могу я что-нибудь сделать?
Дадаб заподозрил, что стал невольным участником какой-то теоретической дискуссии и что Маккавеус переживает серьезный кризис. Но вождь в ответ лишь кивнул и неторопливо махнул лапой, отпуская дьякона.
Выходя из трапезной, Дадаб увидел, как Маккавеус шагнул к мозаичному кольцу из черных опалов, отливающих красным, оранжевым и голубым. Дьякон ожидал, что вождь молитвенно возденет руки или каким-нибудь другим жестом почтит этот символ Века Сомнения, как бывало раньше. Но Маккавеус лишь потер кольцо большой двупалой ногой, словно счищая грязь.
Вскоре после этого вождь приказал отправить унггоев на станцию.
– Вставай, Бапап. – Дадаб потер ладони перед обогревательной спиралью. – Пора работать для министерства, и мне нужен способный помощник.
Бапап не встал, и тогда Дадаб подошел к Флиму и вытащил комплект инструментов из груды, на которой тот устроился. Груда просела, и сосущий кашицу унггой едва не свалился. Но смелый жест Дадаба ошеломил мелочного тирана, и тот смолчал.
– Неси ядро, – велел Дадаб Бапапу, водружая на плечо ящик с инструментами. – Нам понадобится свет.
С этими словами он направился к центру станции.
Повернув на ближайшем стыке, он услышал шаги за спиной. Дадаб улыбнулся и сбавил шаг. Бапап догнал и пошел рядом; в руках он нес ядро.
– Куда мы идем, дьякон?
– В пункт управления этого сооружения.
– И что ищем?
– Когда увижу, я пойму.
Для люминария на станции не имелось ничего достойного внимания. Ни реликтов, ни малейшего намека на оракул с планеты, который словно испарился после переговоров.
Но Дадаб знал: на станции должны быть умные коробки инопланетян. Он надеялся, что в них есть информация, которая позволит Маккавеусу установить местонахождение оракула, и тогда мрачная
