Гленна вопросительно наклонила голову.
— Так ты что, если будет устраиваться какой-нибудь поджог, хочешь поучаствовать?
— Нет, не очень. А вы, ребята, развлекайтесь.
— «Вы, ребята», — сказала Гленна и широко улыбнулась. — А что ты будешь делать со своими волосами?
— Не знаю. Наверное, то же, что и всегда.
— Тебе нужно сбрить их, — твердо сказала Гленна. — Наголо. Получится очень круто.
— Э-э… Нет. Мне не позволит мама.
— Тогда, по крайней мере, коротко их подстриги и обработай под панка. Осветли кончики или как-то так. Волосы — это же часть того, что ты такое. Неужели ты не хочешь быть чем-нибудь интересным? — Она протянула руку и взъерошила ему волосы. — Ты можешь быть интересным при минимальных усилиях.
— Не думаю, чтобы мой голос что-нибудь тут значил. Мама захочет, чтобы я выглядел нормально.
— Плохо дело, — сказала Гленна. — Сама-то я люблю сумасшедшие прически.
— Да? — спросил Гэри, сиречь Дорога В Ад. — Полюби лучше мою жопу.
Они повернули головы, чтобы взглянуть на Дорогу В Ад и длинноволосого парня, только что вышедших из-за мусорного бака. Те собрали в мусоре обрезки волос и приклеили к лицу Гари, создав клочкастую рыжую бородку вроде той, какая у Ван Гога на автопортретах. Она совершенно не подходила к синеватой щетине на выбритой голове Гари.
Гленна страдальчески поморщилась.
— Ох, господи! Жопа, да кого ты хочешь этим провести?
— Дай мне свою куртку, — сказал Гари. — В твоей куртке я точно сойду, по крайней мере, за двадцатилетнего.
— Ты сойдешь за умственно отсталого, — сказала Гленна. — И нельзя, чтобы тебя задержали в этой куртке.
— А что, хорошая куртка, — сказал Иг.
Гленна взглянула на него с загадочным состраданием.
— Ее дал мне Ли. Такой уж он щедрый.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Ли открыл рот, чтобы что-то сказать, но затем передумал и закрыл его.
— Что? — спросил Иг.
Ли снова открыл рот, закрыл его, открыл и сказал.:
— Мне нравится эта «ра-та-та» Глена Миллера. Под эту песню и медведь затанцует.
Иг кивнул и ничего не ответил.
Они были в бассейне, потому что вернулся настоящий август. Никакого больше дождя, никакого холода не по сезону. Градусник показывал почти сто градусов,[17] в небе ни облачка, переносица Ли была намазана белым лосьоном от загара. На Иге был спасательный круг, а Ли лежал на надувном матрасе. Оба они плавали в теплой воде, так зверски хлорированной, что хлор ел им глаза. Было слишком жарко, чтобы как-нибудь резвиться.
Крестик все еще висел у Ли на шее. Точнее говоря, лежал на матрасе, натянув цепочку в сторону Ига — словно Игов взгляд обладал магнетизмом. Крестик блестел на солнце, посылая Игу в глаза отрывистые сигналы. Игу не требовалось азбуки Морзе, чтобы понять, о чем он сейчас сигналит. Была суббота, а значит, завтра Меррин Уильямс будет в церкви
Губы Ли слегка разошлись. Казалось, он хочет сказать что-то еще, но не знает, как это сделать. В конце концов он выдавил из себя:
— Гленнин двоюродный брат Гэри устраивает через пару недель большой костер. Около ихнего дома. Нечто вроде прощания с летом. У него есть бутылочные ракеты и всякое такое. Он говорит, возможно, будет и пиво. Ты как, пойдешь?
— Когда?
— В последнюю субботу этого месяца.
— Не могу. Мой папа играет вместе с Джоном Уильямсом на концерте «Бостон-попс». Это у них премьера сезона. На премьеры сезона мы всегда ходим.
— Да, я понимаю, — кивнул Ли.
Он положил крестик в рот, пососал и задумался. Затем уронил его и сказал наконец то, что хотел сказать:
— А ты ее не продашь?
— Что продать?
— «Евину вишенку». Петарду. Там у Гэри стоит одна древняя развалюха. Гэри говорит, что, если мы ее взорвем, никого это не побеспокоит. Мы можем облить ее жидкостью для зажигалок, а затем взорвать… — Он осекся и добавил. — Только я совсем не потому спросил тебя, сможешь ли ты прийти. Я спросил потому, что с тобой было бы интереснее.
— Да, я понимаю, — кивнул Иг. — Только мне кажется, было бы неправильно продавать ее тебе.
— Ну что ж. Нельзя, чтобы ты все время давал и давал мне всякие вещи. А если бы ты ее продавал, сколько бы ты запросил? У меня есть небольшая сумма, сэкономленная на чаевых от торговли журналами.
«Или ты можешь прихватить у мамы двадцатку», — подумал Иг ехидным бархатным голосом, в котором едва распознал свой.
— Мне не нужны твои деньги, — сказал Иг. — Но я могу с тобой обменяться.
— На что?
— Вот на это, — сказал Иг и кивнул на крестик.
Ну вот. Это было сказано. Следующий вдох Ига задержался в легких: горячая, пахнущая хлором порция кислорода, химического и странного. Ли спас ему жизнь, вытащил его, потерявшего сознание из реки, вбил в него дыхание, и Иг был готов его вознаграждать, чувствовал, что он должен Ли все, что угодно, — все, кроме этого. Она сигналила
Ли смотрел на Ига, в уголках его рта собиралась полуулыбка. Лицо Ига обожгло жаром, но он был даже рад смутиться из-за нее.
— Пожалуй, это как-то неожиданно, но я, наверное, ею увлекся. Я сказал бы об этом и раньше, но не хотел заступать тебе путь.
Без всяких раздумий и промедлений Ли закинул руку назад и расстегнул застежку.
— Тебе только и нужно было сказать. Крестик твой. Он всегда был твой. Это ты нашел его, не я. Все, что я сделал, — это починил цепочку. И я рад, если он поможет тебе познакомиться с ней, рад, что и тут вроде как починил.
— Но мне казалось, что она в твоем духе. Ты не…
— Неужели я буду соревноваться с другом за внимание какой-то девчонки, которую даже не знаю, как звать? — отмахнулся Ли. — А все эти вещи, которые ты мне давал? Все эти компакты, даже если они по большей части тощища зеленая? Я очень за них благодарен. Я, Иг, не какой-нибудь неблагодарный тип. Если ты когда увидишь ее снова, ты выиграл. Я поддержу тебя в чем угодно и как угодно. Впрочем, я не думаю, что она снова появится.
— Появится, — негромко сказал Иг.
