– А что ты думал, Андрюха?
– Думал, тебя уже в живых нет на этом свете. Знаешь, комбат, всегда, когда выпиваю, первую рюмку поднимаю за тебя.
– А последнюю?
– Последнюю уже не помню, а вот первую обязательно за тебя.
Руки Подберезского тряслись так, словно бы с ним случилось что-то невероятное, словно у него на глазах произошло какое-то чудо и он увидел никак не меньше, чем воскрешение мертвого.
– Точно, это ты, Борис Иванович! Ну ты дал! Хоть бы предупредил. Я бы приготовился, ребят позвал бы… А ты как снег на голову.
– Только так и умею.
– Видел кого-нибудь из наших?
– Да нет, Андрюша, еще не успел.
Только сейчас до Подберезского дошло, что он все еще разговаривает с комбатом, стоя до сих пор на лестничной площадке.
– Ну пойдем же ко мне, что мы стоим, как придурки, на лестничной площадке! Пошли, пошли, – и Подберезский хотел уже схватить комбата, взвалить к себе на плечи и потащить наверх.
Но тот заупрямился:
– А ты здоров, черт!
– Да, комбат, приходится быть здоровым, хотя я уже не тот, что был раньше.
Комбат похлопал по плечу своего бывшего сержанта, и они, обнявшись за плечи, тяжело двинулись наверх, сопя и ухмыляясь, как два больших медведя.
– А кто у тебя дома?
– У меня никого.
– Я помню, у тебя была жена.
– Комбат, была да сплыла, – как-то небрежно махнул рукой Подберезский, но его лицо вмиг сделалось серьезным. – Какая радость!
Вот не ожидал! Совсем не ожидал, думал, кто это может звонить? Правда, когда голос услышал, мне, комбат, почему-то захотелось вытянуться по стойке «смирно». Признаюсь, я сразу и не понял, это ты или нет, но что-то в голосе почудилось железное и строгое.
Комбат самодовольно крякнул.
– А знаешь, Андрюха, я уже не военный, я уже штатским стал.
– Как!? Не может быть! – не поверил услышанному Андрей Подберезский. – Борис Иванович, да вы что? Что вы несете? – тут же Подберезский перешел на «вы».
А комбат покачал головой:
– Да-да, я уволился. Написал рапорт и уволился из армии.
– Не может быть! Опять разыгрываете?
– Нет, Андрюха, не до шуток. Не разыгрываю.
– А почему? Опять с начальством напряги?
– И с начальством тоже.
– Так все-таки, почему, Борис Иванович?
Товарищ майор, что случилось?
– Отказался в Чечню ехать, не захотел в своих стрелять. Ты же помнишь сколько чеченцев, осетин и грузин служило у нас в батальоне? А какие парни были! Так что я, комбат, должен идти и в них стрелять? А ведь они в свое время меня от пуль своими телами закрывали, с поля боя выносили. Помнишь?
– Помню, помню…
– Будь она неладна, война эта долбаная!
Придумали ее придурки, и приходится в своих стрелять. Посылают туда неизвестно кого и неизвестно кто, и неизвестно зачем. В голове не укладывается.
– Да ладно, комбат, что мы все про грустное. Пошли выпьем.
Комбат стащил с плеч кожаную куртку и огляделся по сторонам.
– А ты неплохо живешь, Андрюха.
– Раньше, комбат, жил неплохо, пока жена и дочь были со мной.
– А что случилось?
– Долго рассказывать, пойдем выпьем, потом и об этом поговорим.
Мужчины двинулись на кухню, но Андрей Подберезский, оглядевшись, передумал.
– Комбат, нет, с тобой на кухне я пить не стану. Пойдем в большую комнату, садись на мой кожаный диван за пять штук, кури. Сейчас я все приготовлю.
– А у тебя чисто, – заметил Рублев, оглядываясь по сторонам.
– Это благодаря тебе, комбат. Ты же приучил нас к чистоте. Я как из армии пришел, долго всех приучал к чистоте. И приучил!
– Главное, что сам не отвык.
– Привычка – вторая натура.
– Хорошая привычка. Надеюсь, развелся с женой не из-за этого?
– А я с ней и совсем не разводился. Она просто от меня ушла.
– Почему?
Мужчины разговаривали. Андрей Подберезский сновал то на кухню, то возвращался в большую комнату, которая считалась у него гостиной. И на длинном журнальном столе, как бы присевшем на гнутых ножках, появлялись всевозможные закуски, бутылки, стол наполнялся.
Комбат смотрел на эти манипуляции с нескрываемым удивлением.
«Для двух мужиков и бутылки водки – это слишком много и суетливо».
– Ну вот, вроде бы и все, – как заключительный аккорд, на столе появился огромный арбуз, только что из холодильника, на сверкающем блюде. – Теперь можем сесть, выпить, обо всем поговорить спокойно.
– Ну что ж, давай, Андрюша.
– Комбат, ты молодец! – как-то с ребячливым удивлением воскликнул Андрей Подберезский, глядя на комбата, сидящего напротив него на мягком кожаном диване.
– Ладно тебе, – попробовал немного урезонить своего бывшего сержанта командир десантно-штурмового батальона.
– Я рад. Ты, комбат, даже не представляешь, как я рад! Всем, кого знаю, я всегда говорил, наш комбат – это мужик, настоящий мужик. И не надо, говорил, мне вешать на уши лапшу о том, что в армии все подлецы и идиоты. Я всегда говорил, что наш комбат…
– Андрей!
– Что, я уже не могу порадоваться встрече, а Борис Иванович?
– Андрюха, называй меня просто Борис.
– Не могу, извини, комбат, лучше я тебя буду называть Батяня, как тебя называли все наши.
Комбат смутился.
– Но, за глаза же называли.
– Хорошо, я буду называть тебя Иваныч.
Это хоть как-то и не правильно, может быть, зато с уважением.
– Андрюха, как хочешь.
Мужчины выпили по рюмке водки. А Андрей Подберезский тут же наполнил их.
– Ну что, Иваныч, давай, выпьем за встречу? Давай, выпьем за тебя!
– Да нет, Андрюха, давай лучше за тебя.
– Чего за меня пить? Лучше – за те самые годы, за всех тех, кто остался там.
Комбат тяжело поднялся. Андрей Подберезский тоже поднялся. Они взглянули друг другу в глаза, и им показалось, они видят в глазах друг друга сполохи огня, слышат глухие взрывы, свист пуль и все то, без чего не бывает войны.
– За них!
Комбат кивнул, и мужчины, не чокаясь, выпили. Улыбки на время исчезли с их лиц.
– Так что у тебя случилось? – после довольно продолжительной паузы поинтересовался Борис Рублев, глядя прямо в серые, стального цвета глаза своего бывшего сержанта.
– С женой?
– С женой и вообще по жизни.
– По жизни все в общем-то ничего, не считая мелких неприятностей, а вот с женой… – Андрей Подберезский втянул голову в широченные плечи, наклонил ее вперед, словно бы собирался броситься и прошибить головой стену, а затем заговорил, не глядя на комбата, а куда-то в тарелки, полные еды. – Знаешь, Иваныч, она, скорее всего, не вынесла испытания богатством.
– Как это? – не понял комбат.
– Пока был бедным, не нищим, нет, а таким, как большинство, все у нас было хорошо. Мы стремились к чему-то, было за что бороться в перспективе, я хотел стать богатым, а она мне помогала. Потом у меня появились деньги. Я затеял одно дело, оно начало приносить доход. Я разбогател, многое мог себе позволить. И началось то, что теперь я называю борьбой за сохранение богатства. Точно так же нищий борется за то, чтобы завтра ему не стало еще хуже. Так вот моя Тамара уволилась из школы и сидела дома с дочкой. Я
