Ведьмак бросает взгляд на Лютика, но тот непривычно мало говорит.
— Купил все эти картины у торговца в Боклере — скопом, даже не рассматривал. Я не знал.
— Это моя вина, Геральт. Мне так надоело лицезреть собственный портрет первым делом каждым утром, и я нашёл эту стопку полотен в подвале. Я просто хотел… не забывать её лица. Прости.
— Я не сержусь, Лютик.
Они долго молчат.
— Твоя прачка в Новиграде подумала, что она тебе сестра.
— Если бы ты видел, как мне приходилось иногда её одёргивать! Мне, Лютику! И впрямь как младшую сестрёнку.
И тут их прорывает. Они проводят часы, рассказывая друг другу истории о Цири. Геральт, конечно, говорит больше; редкое явление, но Лютик, кажется, не против.
В какой-то момент Геральт проскальзывает в винный погреб и выносит оттуда бутылку Сангреаля. Он думает, что никто ещё, наверное, не пил это вино так бесцеремонно, но ему всё равно и Лютику, наверное, тоже: они пьют лучшее вино империи из горла, передавая бутылку из рук в руки.
В какой-то момент Лютик просит его извинить и исчезает на несколько минут «по естественным причинам». Геральт бездумно смотрит себе на руки, а потом обходит дом, подходит к стойлу Плотвы и запускает руку в приседельный мешок.
Рука привычно закрывается вокруг острых контуров.
Когда Лютик возвращается, он беспомощно буравит взглядом волчий медальон в ладони.
— Это?..
— Весемира. Он погиб как герой, Цири забрала его медальон на память. Всё впустую.
Он вспоминает тело Весемира, больше похожее на тело старика, сослепу свалившегося с лестницы, чем старого ведьмака, который должен был быть опытнее всех. Вспоминает крик Цири, как хотел вторить ему, но не знал, как; и вспоминает разочарование на её лице, когда он принял деньги из рук Эмгыра.
— Это же всё моя вина, — шепчет он, и неожиданно его глаза обжигает.
Он проводит следующие минуты, уткнувшись лицом в колени Лютика. Это большей частью сухие всхлипы, сказываются мутации; несколько раз он роняет слёзы, каждая из которых его удивляет.
Чтобы подвинуть границы изведанного о самом себе, надо было всего лишь предать свою названую дочь.
Лютик гибкими пальцами тихо перебирает пряди волос у Геральта на затылке.
Когда Геральт отнимает голову, небо давно уже потемнело. Даже его поражает: на небе тысячи звёзд, он не видел такого с пред-предпоследнего визита в Каэр Морхен, так недостижимо давно. Он смутно припоминает, что в Боклере сегодня какой-то день памяти, и фонари притушены — никакого светового загрязнения.
Уместно, горько думает Геральт.
Лютик рядом с ним тоже смотрит на небо, но молчит. Только через несколько минут он наклоняется к Геральту и вполголоса говорит:
— Смотри, видишь созвездие вот там, рядом с Семью Козами? Не знаю, как оно называется на нашем наречии, но… эльфы называют его Zireael.
У Геральта сдавливает горло. Лютик продолжает.
— Когда я ловлю себя на мыслях о прошлом, о… об оставшихся там, я всегда думаю, что это те же самые звёзды, что тогда. И становится легче.
Ведьмак медленно поворачивается к другу, теряя слова. У того необычно бледная физиономия, глаза словно разрослись на пол-лица. Совсем не похож на обычного суматошного менестреля.
Геральт бы задался вопросом, когда Лютик успел стать таким мудрым, но… Они столько прошли вместе, что он и так знает: на Дороге вместе с ним. Лютик не меняется внешне только потому, что знает: весь мир — это сцена, и можно отыграть на ней какую-то роль. Если решиться.
Лютик выбрал свою.
Нет, гораздо лучшим вопросом будет: как вышло, что я до сих пор не замечал этого?
Рука Геральта будто сама поднимается, чтобы лечь Лютику на щёку. Он легонько, единожды поглаживает большим пальцем наждачную бумагу кожи, и позволяет руке упасть. Едва заметно кивает.
Лютик вздрагивает и улыбается ему ужасной, ужасной улыбкой.
——
К утру ждут заморозков, и на этом Лютик, не желая проверять точность прогнозов боклерских магов, откланивается и идёт спать.
Ведьмак этой ночью уходит в поле и медитирует под звёздами, надеясь то ли на откровение, то ли на забытье.
Сны ему не снятся.
——
После этого дня Геральт — долго, мучительно, но всё же — заживает. Иногда поднимается к портрету, иногда просыпается посреди ночи в холодном поту.
Смешно признаваться, но в моменты, когда кажется, что самообладание повисло на волоске, он возвращается мыслями к словам Лютика. Начинается и проходит осень, и небо всё чаще заволочено тучами, так что звёзды Zireael видны редко. Но они где-то там.
Геральт не помнит, отражалось ли это созвездие в тот момент в широко-широко раскрытых глазах Лютика, но ему хочется верить, что это так. Об этом образе, впечатавшемся куда-то в тёмную сторону век, он вспоминает куда чаще: глаза Лютика — словно два океана, он сам — как океан, и эту стихию проще было не замечать, чем один раз заметить и теперь метаться загнанным волком, ввалившимися глазами следя за бризом.
— Бриз — это ветер с моря, Геральт, необразованное ты чудовище! Почему наизнанку на воде выворачивает меня, а болван здесь ты? — позеленевший Лютик находит время попрепираться, даже наполовину высунувшись за обшивку.
— Потому что я ведьмак, а ты учился в Оксенфурте.
— Тогда наслаждайся обществом и мотай на ус, — поэт вновь перегибается через борт, — …как тебе повезло.
Да уж, повезло, с ласковой иронией думает Геральт.
——
К зиме Геральт заводит традицию делать Лютику подарки без повода. Он приносит поэту новое перо цапли с контракта — красивая птица случайно пострадала от лап туманника — и не отрываясь смотрит, как Лютик чуть ли не верещит от радости, пока не убегает обновить поистрепавшуюся эгретку.
——
Через некоторое время ему попадаются рецепты какого-то эльфийского шеф-повара. Подходит день рождения Марлены, и Лютик инкогнито обегает весь рынок Боклера, но — зима — не находит ничего «идеально, идеально подходящего» для старушки, к которой здорово привязался. Геральт немного смущённо протягивает ему коробку:
— Держи. Нашёл это в каких-то старых руинах на востоке. Мне не понадобятся, но, может, для подарка Марлене…
Лютик аккуратно снимает крышку, пробегает верхний листок глазами и вскидывает голову, рот растянут в улыбке, в глазах счастливое удивление; абсолютно прекрасен.
— Геральт, это идеально, ну прямо-таки идеально! Я скажу, что это от нас обоих, да?
— Нет. Я не… я не участвую в личных праздниках. Подарю ей прибавку к содержанию.
Лютик смотрит грозно, но не спорит. У Геральта подозрение, что Лютик при поздравлении его всё равно приплетёт.
Грудь тепло пощипывает.
——
Это не тянет на подарок, но, чтобы закрыть этот вопрос, Геральт решается поехать во
