– Ты за папу не в ответе, – говорю я. – У него всегда была своя жизнь. И по-моему, он начал крутить роман с Шэнтел еще раньше, чем признался.
Мама улыбается, и на лице ее отражается облегчение.
Я снова перевожу взгляд на вышивку. Она выполнена так искусно. Каждый нарост на дереве, каждая его ветка изображены именно такими, какие они есть.
Мама перехватывает мой взгляд.
– Надо отдать должное женщинам в нашем роду, – говорит она. – Они очень умело обращались с иголкой и ниткой.
Я беру с кровати кособокую подушку-думку в форме сердечка, которую смастерила, когда была ребенком.
– Моим талантам до их искусства далеко.
Мама выхватывает подушку и бьет меня ей.
– Какое это имеет значение? У тебя есть другие таланты.
– Этим ты хочешь сказать, что я умею управляться с топором?
Мама смеется, и я вспоминаю, какой она была раньше. Я рада, что снова вижу ее счастливой.
– Так как насчет этого парня, Стига? Он тебе нравится?
Я киваю, не зная, что сказать. Да, он мне нравится, так нравится, что и не передать. Я хочу рассказать маме все, что касается Нины, но чувствую, что не готова говорить с ней на эту тему. Ведь я и сама еще не знаю, что обо всем этом думать.
– Что ж, любому парню повезло бы иметь такую девушку, как ты.
Она открывает дверь и широко улыбается, словно говоря мне, что все будет хорошо.
Когда она выходит из комнаты, я подхожу к окну. Быть может, все дело в гипнотизирующем воздействии снегопада, но я ловлю себя на том, что неотрывно смотрю на падающий снег и думаю обо всем, что произошло.
Мое внимание привлекает какое-то быстрое движение. Я видела незнакомку лишь секунду, но ее призрак очень похож на призрак, который я заметила в доме Мормор в числе других, – призрак девушки с короткими темными волосами в простом платье, ниспадающем от плеч. Я прижимаю ладонь к холодному стеклу. Не может быть! А потом я вспоминаю, как бросила волшебный шнур, чтобы заставить Мормор вернуться в Царство мертвых. Что, если я отпустила его конец слишком рано?
Я беру с кровати один из дневников, уверенная, что прежде я где-то видела лицо этой девушки. И вдруг вспоминаю: это было фото в телефоне Стига – девушка на цирковой трапеции. Нина!
Внутри меня разверзается пропасть, и в ней роятся ужасные мысли.
Когда я увидела ее в первый раз, мне показалось, что она с осуждением смотрит на меня, но что, если тогда она смотрела вовсе не на меня, а на Стига? Он упоминал, что помогал ей тренироваться – так, может быть, ее страховку неправильно закрепил именно он? Когда в дверь дома постучала Иша, он так занервничал – не исключено, что он и впрямь в бегах.
Я падаю на кровать, чувствуя, что голова у меня идет кругом. Когда я дотронулась до клочка материи, заключающего в себя все то, о чем жалел Стиг, материя хотела показать мне что-то, касавшееся Нины, но я не пожелала на это смотреть. Едва открыв глаза, Стиг произнес ее имя. А что, если он увидел ее призрак? Быть может, этот призрак преследует его, потому что хочет отомстить.
В пальто Стига было столько злости, но это пришло от его отца, а не от него самого. Я уверена – Стиг не смог бы причинить зло никому. Мою грудь сжимает знакомая боль. Если бы только здесь была Мормор! Она бы точно знала, что делать. Я почти что слышу ее голос, говорящий мне довериться своим инстинктам и поговорить с ним. Мои напрягшиеся плечи расслабляются от облегчения – я приняла решение. Прежде чем Стиг отправится в Осло, я заставлю его сказать правду. Какова бы она ни была, лучше ее знать.
Твердо решив выбросить из головы все мысли о Нине, я открываю дверцу гардероба Мормор и улыбаюсь, видя ее бюнад. Этот наряд всегда имел для нее особое значение – она надевала его в дни своего рождения, а также по торжественным случаям, а еще, если я очень ее упрашивала, она облачалась в него просто затем, чтобы вызвать улыбку на моем лице.
Я протягиваю руку к деревянной вешалке, на которой он висит, осторожно беру его так, чтобы не касаться самой ткани, и раскладываю на кровати. Бюнад состоит из белой блузки, поверх которой надевается синий корсаж, а снизу – пышная длинная юбка, расшитая яркими цветами. Этот вид наполняет мою душу печалью, но когда я вспоминаю те случаи, когда Мормор надевала его, я чувствую также и радость.
Я закрываю глаза, дотрагиваюсь до традиционного наряда и вижу девочку лет шести, не больше, с длинными светлыми волосами, хлопающую в ладоши, глядя, как ее бабушка танцует под корявым деревом, крутя своей длинной юбкой. Эта девочка – я! Мое сердце наполняется радостью, когда я вижу себя глазами Мормор. Ее любовь ко мне так глубока, так беззаветна.
Я с изумлением вижу, как Мормор накидывает на плечи девочки свою шаль и берет ее за руки. «Что ты слышишь?» – спрашивает она. Девочка закрывает глаза. Она не видит ворона, который кружит у нее над головой, а затем садится на ветку, чтобы понаблюдать за ней. Не видит она и трех женщин, которые стоят кругом, взявшись за руки. Но Мормор их видит, как видит всегда, и улыбается.
Девочка открывает глаза, и Мормор говорит ей: «Властительницы судеб предназначили тебе особый удел, дитя мое. Продолжай слушать, и когда-нибудь ты их услышишь».
Я убираю руку и открываю глаза. Мормор говорила, что когда-нибудь ее бюнад станет моим. По-моему, сейчас для этого самое подходящее время. Я переодеваюсь в традиционный норвежский костюм и сразу же ощущаю покой, довольство и тепло, как будто через ткань бюнада меня обнимает Мормор. Я заплетаю волосы в косы, как это делала Мормор, и, взяв ее духи, наношу несколько капель на свою шею.
Я стою и разглядываю себя в зеркале, поворачиваясь то туда, то сюда, глядя на свою тонкую талию в облегающем корсаже и чувствуя, как юбка шуршит вокруг моих ног. Мне не хватает только одного – кулона. На мгновение мне становится грустно, но я тут же осознаю, что он, в общем-то, не нужен. Сила Одина заключена не в амулете, а в текущей во мне крови, к тому же я всегда могу изготовить для себя новый. Я улыбаюсь своему отражению, и из зеркала мне улыбается хорошенькая девушка.
Заглянув в сундук, я вижу там одну-единственную тетрадь. Я беру ее и сажусь на кровать, положив себе на колени, думая обо всех тех женщинах, которые были наделены тем же даром,
