Антон постанывал — обладая весьма чувствительным входом, он остро ощущал удовольствие всеми нервными окончаниями. Минаков успел выучить все эрогенные зоны любовника и ловко доводил его до пика возбуждения за какие-то считанные минуты. С не меньшим успехом он мог долго и терпеливо распалять страсть, лаская так нежно и неторопливо, что Загорский начинал скулить и умолять взять его, сходя с ума от накатываемых ощущений.
Вот и сейчас Антон метался, вцепившись в плечи Кости, царапая, выдыхая стоны приоткрытыми губами, и выдержка Минакова летела ко всем чертям. Ощущая пальцами узость любовника, его податливость и открытость, парень чувствовал, как уносит собственную крышу.
Завозившись, Костя вскрыл презерватив, раскатывая латекс, после чего, приподнял бедра Антона и вошел в него, слегка покачиваясь, продвигаясь плавно, ритмично. Руки Кости мелко дрожали от возбуждения, но он крепко обхватывал ноги Антона, чтобы тот не дергался и не поддавался резче, чем нужно, на неспешные движения.
Загорский выглядел нереально сексуально: выгнувшийся, раскрасневшийся и взъерошенный. Его зеленые глаза, ставшие насыщенного изумрудного цвета, полыхали страстью из-под ресниц и полуприкрытых век. Тело парня, белокожее, ещё нетронутое летним загаром, тонкое, изящное, так и манило коснуться, оставить хоть какую-то отметину. Косте пришлось закрыть глаза и сосредоточиться на проникновении, чтобы не лишиться рассудка от этой развратной картины.
О, как Загорский обожал эти моменты, когда внутрь толкается что-то твёрдое, горячее, сладкой дрожью отзывающееся в каждой клеточке тела! В такие моменты он полностью отключался от всего внешнего мира, сосредотачиваясь лишь на самом главном и дорогом для себя человеке: на его движениях, прикосновениях, будоражащем аромате, горячечном шёпоте, приглушённых стонах… Собственные ощущения плотно переплетались со всем этим, эмоции становились густыми, осязаемыми, рвущими сознание своей яркостью и остротой.
Костя любил процесс даже больше самого финала, но ещё больше он любил вести Антона к этому финалу, чутко улавливая малейшие колебания, уверенно направляя и наслаждаясь тем, как возлюбленный отзывается на волю его желаний. И Загорский отпускал себя, самозабвенно отдавался в чужие, но такие любимые руки, плыл по течению и никогда ни о чём не жалел.
Движения, поначалу неторопливые, затем глубокие и размеренные, становились всё более рваными, резкими, порывистыми. Стоны начали звучать громче, приближая своих носителей к вершине удовольствия, взгляды затуманивались, дыхание сбивалось…
Внезапно Антон вцепился в плечи Минакова с неистовой силой и выгнулся, выплёскиваясь упругими толчками, перемежая их глухими вскриками.
Минаков излился следом, совершив едва ли от силы три глубоких толчка. Антон так сильно сжал его, что перед глазами все поплыло, и Костя кончил, сграбастывая любовника в объятия и утыкаясь носом ему в шею.
Было не то, что хорошо, а великолепно. Все звуки словно выключили, а тело превратилось в бескостную массу — двигаться не хотелось, хотелось лежать и не шевелиться, пока отголоски оргазма гуляют внутри.
Впрочем, доставлять дискомфорт Загорскому не стоило, поэтому, когда звездочки перед глазами исчезли, Минаков вышел из Антона, стянул и связал презерватив, подумывая, куда бы его выкинуть.
На кухне стоило еще установить мусорное ведро, но вместо него пока что был обыкновенный пакет.
Избавившись от резинки, Костя вернулся в спальню, с улыбкой взглянув на Антона, который, прикрыв глаза, все еще находился в каком-то своем мире. В отличие от Кости Загорский долго отходил после секса, плавая в посторгазменной неге. Минаков прилег рядом с рыжиком, поцеловав его в плечо, и взъерошил по привычке взмокшие от пота кудряшки.
— Нужно в душ, — хриплый голос Кости привлек внимание Антона, и тот лениво повернул голову в его сторону. — А еще, должен тебе признаться кое в чем, — Минаков хмыкнул: — Мы чуть сдули матрац. Он теперь сильней прогибается. Кажется, Мир был прав, что эту кровать вполне можно так превратить в спальный мешок от интенсивных движений.
— Мы не «чуть сдули» матрац, а весьма ощутимо сдули, — хрипло поправил Загорский, приподнимаясь и на треть проваливаясь в колышущееся пространство. Расхохотавшись, он кое-как выбрался и встал на подрагивающие ноги, глядя на то, что ещё недавно позиционировало себя, как надувная кровать. — Надеюсь, во время сна он не настолько спустит воздух. Не хочу к утру оказаться лопатками на полу, — фыркнул Антон напоследок и слегка пощекотал Костину пятку: — В душ вместе или по отдельности?
— Точно по отдельности, — Костя внимательно осмотрел обнаженного возлюбленного, быстро отведя взгляд.
Если они пойдут вместе, то будет второй заход, а у Антона и так подкашивались ноги. Стоило немного остыть и привести мысли в порядок.
— Ладно, — вздохнул Загорский и пошлёпал в непривычном ещё направлении, ванной комнаты.
Очень хотелось опробовать саму чашу, со всеми её гидромассажными финтифлюшками, но лень было ждать, пока наберётся вода. Поколебавшись с полминуты, Антон шагнул за матовую перегородку и опасливо включил воду, настраивая на нужную температуру.
В первый раз, не сразу разобравшись, он врубил холодную, да во весь опор, только чудом успев отскочить в сторону. «Лейка» шибанула во всю дурь, забрызгав ноги, и накрепко отбила желание бездумно и наугад тыкать в кнопочки. При том, что инструкция лежала тут же, на стиралке, со всеми прочими — рачительный хозяин, продавая технику вместе с квартирой, даже гарантийные талоны вложил в пластиковые файлы.
На ближайшей полке торчал гель для душа с запахом граната и ежевики. Антоха уволок его из дома, не глядя, и сейчас подозрительно принюхался, не свалится ли на его голову очередная напасть.
И едва не прибалдел от чарующего аромата.
— Уммм, Костику должно понравиться, — промурлыкал он, намыливаясь с ног до головы пахучей пеной. — Ага, он и для волос тоже, — пробормотал он, вчитываясь в надпись на обратной стороне флакона и добавляя немного на мокрые кудряшки.
Минут через пятнадцать Загорский выплыл из горячего марева душевой, завёрнутый в большое банное полотенце изумрудного оттенка — мамин подарок. В теле ощущалась лёгкость и некоторый голод, всё-таки, пара кусочков пиццы — несколько маловато для растущего организма.
Заглянув в спальню, он поинтересовался у Минакова, уже успевшего заново перестелить и поддуть кровать:
— Костик, ты есть хочешь? Пиццу разогреть?
— Я могу попробовать приготовить что-нибудь посерьёзней, чем пицца, тем более, продуктов нам притащили заботливые родственнички достаточно, — Костя, взяв одежду, чтобы после душа переодеться, подошел к Антону, чмокнув того в нос, с улыбкой взглянув, как тот забавно поморщился. — Но мне нужно будет время, чтобы разобраться с новой плитой. Она сенсорная, а я привык к обычной, газовой.
Говоря это, Минаков машинально вдохнул запах Антона и довольно заурчал. Невольно парень потянулся к возлюбленному и зарылся носом в кудряшки, попутно приобняв хохотнувшего Загорского.
— Изумительно пахнешь, так бы и съел, — выдал Минаков, спустя несколько секунд, с трудом
