– Он лжет. Мара мертва. Я сам видел, как Танатос ее испепелил, – прорычал он. Кинтана замотал патлатой головой и снова захихикал:
– Заморочит глаза красота, но внутри лишь одна пустота.
Не раскусит кто блеск тот нарядный, будет обманут ей беспощадно.
– Довольно! – взревел Немидес. – Скажи мне то, что я хочу узнать, или будешь страдать сильнее, чем последнюю тысячу лет в Тихом омуте.
Тысячу лет?! Ничего себе. Ничего удивительного, что этот мужик спятил.
Кинтана вдруг резко успокоился. Словно всё его сумасшествие было обычным маскарадом.
– Это вам не поможет… – проговорил он. Его голос сочился сарказмом. – Но, конечно же, я склонюсь перед твоей волей, Немидес.
Такая внезапная серьезность почему-то только усилила сложившееся впечатление абсолютного безумца. Но если раньше он попадал в категорию «хочется пожалеть», то сейчас в нем проснулось что-то от серийного маньяка. Серийного маньяка, который оценивающе разглядывал меня, словно я была его следующей жертвой. Зловещим голосом он начал скандировать:
Потеряна, но не забыта, как пленницу охраняют.Внутри нее сокрыты тени, а ночь ее скрывает.Неугасимая звезда конец тем временам объявит.Конец и вместе с тем… великой тьмы начало.Наследник – кровь от крови – вырвет ее из темницы.Путь к ней ему укажет сумрак, должно лишь сердце разбиться.Королева вернется, королева проснется,Но, возможно, конец ей придет,Если только бессмертное пламя силу свою обретет.Глава 11
Жертвенный ягненок
Я могла только восхищаться кусочками головоломки, которые вставали на свои места. Хотя полноценная картина еще не вырисовывалась, но кто-то однозначно дергал за ниточки. Кто-то знающий. При следующей встрече Тристану определенно придется ответить мне на пару вопросов.
– Нет! – завопил Кинтана. – Я не вернусь назад.
Он повис между Люцианом и Элиасом и сопротивлялся изо всех сил.
Немидес не удостоил его вниманием. После того как прозвучало пророчество, его взгляд помрачнел. Он даже не оспорил приказ Рамадона пока что бросить Кинтану обратно в тюрьму. Вот только спятивший пророк, судя по всему, был с этим категорически не согласен.
– Я бросаю тебе вызов, Немидес! – орал он. – Я бросаю тебе вызов на Тихом омуте. Рамадон будет моим свидетелем!
Стоило его словам прозвучать, как всё стало происходить стремительно. На арене разразился хаос. Я услышала, как закричал Элиас, прежде чем он схватил мистера Росси. Двое других гвардейцев повторили его действия с Гидеоном и Райаном. Пол под моими ногами задрожал и начал опускаться. Вокруг моих лодыжек угрожающе плескалась черная вода. Затем мою талию обвила чья-то рука и потащила меня за собой.
Когда я снова смогла встать на ноги, оказалось, что я уже была на трибунах для зрителей. Люциан так быстро убрал от меня руки, будто я была отравлена. Мистер Росси, которого только что втолкнул сюда Элиас, отметил это коротким кивком. Лишь тогда я сообразила, какой опасной должна была быть ситуация, что Люциан отважился до меня дотронуться.
– Ты в порядке? – спросил он.
– Думаю, да.
Если не упоминать тот факт, что я скользила в сырых туфлях, издающих хлюпающие звуки, у меня все было превосходно.
– Что случилось? – Я перевела взгляд на затопленную арену. Немидес и Кинтана стояли друг против друга. Блестящая темная жидкость доставала им до колен.
– Когда Рамадон даст разрешение, они будут биться насмерть.
Ответ поступил от Элиаса, который с ничего не выражающим лицом облокотился на перила, чтобы было лучше видно арену. Тревога об отце читалась во всем его виде. Мой взгляд метнулся к Люциану, который выглядел куда меньше обеспокоенным за Немидеса, чем его брат.
– А я считала, только брахионы могут убивать праймусов?
– Дуэль в Критерионе – исключение из правил, – холодно пояснил Люциан. – Тихий омут блокирует их силы. Они не могут исцеляться или покидать тела.
– Это делает их смертными? – присоединился к нам Райан. Было тяжело не заметить энтузиазм в его голосе. Все, что касалось оружия, соревнований и сражений, было его пунктиком. Люциан подозрительно на него взглянул.
– Он не предназначен для людей, – предупредил он. – Подумай об этом, прежде чем вызывать на дуэль следующего праймуса, который тебе попадется.
– Жаль, – проворчал татуированный охотник.
Рамадон повысил голос:
– Кинтана, из всех старейшин ты призвал меня следить за этой дуэлью. Назови мне причины этого вызова, и я решу, достойны ли они.
– 1271 год несправедливого заключения должен быть достойной причиной, – процедил Кинтана.
– Над тобой был суд, – возразил Рамадон.
– Да, где Немидес был одновременно обвинителем и судьей. Он видел во мне угрозу своей власти и убрал меня с дороги.
Крики публики стали громче, но наблюдатели все еще колебались, чью сторону им принять.
Хронист переводил взгляд с одного противника на другого, словно взвешивая аргументы Кинтаны.
– Твой вызов услышан и принят, – вынес он наконец решение. – Судьба решит, кто покинет Критерион живым. Да будет мудр ее выбор.
С этими словами Рамадон передал каждому из соперников по ациаму. В тот же миг вся одежда сидящих на трибунах праймусов сменила цвет. Как странная цепная реакция. Из черной ткань обращалась в кроваво-красную. Элиас аккуратно взял меня за плечи, и под его пальцами насыщенный алый цвет растекся по моему платью.
– Черный для аудиенций Верховного Совета. Красный – для казней или битв на жизнь и на смерть, – прошептал мне брат Люциана. – Они сражаются оружием умерших брахионов. В Тихом омуте этого достаточно, чтобы убить.
– Такое часто бывает? В смысле, эти дуэли.
– Это второй раз, когда я одеваюсь в красное в Критерионе.
Ох. Учитывая, что он был старшим братом Люциана, я явно стала свидетельницей события века.
Рамадон вернулся к краю арены. Под его ногами поверхность воды до сих пор казалась твердой, и по ней можно было ходить. Это каким-то образом придавало хронисту каплю божественности. Он поднял руку и покинул площадку, оставив ее сражающимся.
– Ты глупец, Кинтана, – пролаял Немидес, после чего решительно бросился к противнику.
Кинтана отбросил свой ациам и раскинул руки. Он с радостью встречал кинжал Немидеса и свою смерть. Сумасшедшая улыбка заиграла у него на губах, когда Немидес пронзил его сердце.
– Это ты глупец, старый друг. Мое знание умрет со мной, а без меня тебе никогда не остановить мою сестру.
После быстрой смерти Кинтаны начался невероятный гвалт. Вину за случившееся перекидывали с одной стороны на другую. Спорили о достоверности пророчества, моем статусе человека или не человека, возможную войну с ведьмами и мою роль в ней. Настроение у меня падало с каждой минутой. Всё больше голосов требовали «поместить меня под надежную охрану» в Патрию. Со сложенными руками я слушала эти дебаты и дожидалась момента, когда чаша моего терпения переполнится. Это не заняло бы много времени…
На фоне всей этой кутерьмы молчал Немидес. Он так и стоял на том месте, где отнял жизнь Кинтаны, хотя его труп уже сгорел дотла, вода опустилась, а одежда окружающих снова переключилась на черный цвет. Он буравил меня взглядом, как будто знал, о чем я думала. Люциан заверил
