— Да не стоит так переживать… — она снисходительно потрепала меня по щеке и фыркнула. — Серый Ангел умеет завоевать женское сердце, вашей Юле даже понравится, уверяю вас. Тем более, она, кажется, много шоколада накануне выпила… Да, и кстати, побрейтесь. А то я ведь могу и передумать…
Лидия развернулась и пошла прочь, перешагнув через сугроб и рассекая нетронутую снежную гладь цепочкой следов. Не оглядываясь. Она проваливалась по колено и загребала снег в сапоги, но упрямо шагала напрямик к Кухонному корпусу, словно ведомая внутренним компасом. Как крыса, семенящая на запах сыра в мышеловке…
Я развернулся и отправился к капитану дворцовой охраны.
— Глаз не сводить. Ни на секунду.
— Да понял я, понял.
— Она хитра и изворотлива… — я осекся, заметив, что капитан пускает слюни на рисунок, и стукнул по столу кулаком. — Капитан! Портрет показать всем стражникам и гвардейцам. Они должны знать ее в лицо. Но она может переодеться. Может отвести глаза. Может окрутить, разжалобить, уговорить. Не обманывайтесь ее невинным личиком. Следить за ней постоянно. Куда она пойдет, с кем будет общаться, все, слышите, абсолютно все ее действия отслеживать и запоминать! Она должна вывести нас к Серому Ангелу!
Офицер Матий хлопнул меня по плечу.
— Пушистик, не шуми. Никуда твоя мышь бледная от нас не денется. Пошли.
Я бросил последний взгляд на портрет в руках капитана. Глупо было злиться на Тень. Она всего лишь рисовала то, как я сам видел Лидию. Бесстыдно распущенные волосы, чувственные полные губы и громадные глаза, горящие безумной похотью. Словно демон во плоти под маской святой невинности…
Глава 15. Хризокола
Я шла, ничего не видя перед собой и хватая воздух ртом. Как же больно… Злая обида обжигала горло.
Ради нее… Ради этой соплячки он готов на все. Готов даже пожертвовать своей честью. А мне обижаться не положено, я радоваться должна, что получу это небритое сокровище. И я буду радоваться! Все правильно. Как в тех глупых рыцарских романах Пионы… Прекрасная дева и ее благородный рыцарь…
Сиятельная княжна и ее добродетельный защитник, спешащий на помощь и вырывающий возлюбленную из лап чудовища. А мне отведена роль того самого чудовища, которое сожрет и не подавится…
Я толкнула дверь поварни и проследовала к столу. Нарезать луковицу. Еще одну. И еще одну. Нарезать на куски их обоих. Сначала ее, потом его. Всех. До единого. Всех, кто станет на пути.
— Девонька, ты глаза водичкой смочи… — тронула меня за рукав сердобольная повариха. — С непривычки лук их разъедает сильно, потом привыкнешь, плакать переста…
Я схватила ее за горло мертвой хваткой.
— Пошла вон! — и отшвырнула от себя, застыв с ножом в руках и едва сдерживаясь, чтобы не полоснуть ее по горлу. Облик толстухи плыл перед глазами, и я сморгнула.
— Каженка! Ты что, с ума сошла?.. Нож положи!..
Я вогнала нож со всей силы в разделочную доску, схватила повариху за шкирку и ткнула носом в стол.
— Слышь, ты, жалостливая, за меня лук дорежешь! Поняла? Не слышу!
— Пусти! Я старшему скажу…
Я притянула ее к себе ближе и зашипела на ухо:
— Шепнуть ему, как ты специи в платочек ссыпала да выносила? Тебя из этой тепленькой кормушки мигом попрут, поняла?
— Я не… Не надо… Я же не для себя…
— Да-да, семеро по лавкам, все голодные, несчастные… а воруешь ты для них… Заткнись и не зли меня, или хуже будет.
Только вылетев из кухни, я поняла, что промочила ноги насквозь. Снег в сапогах растаял и противно хлюпал, пришлось переобуваться. Я сорвала с себя обрыднувший фартук и косынку, накинула теплый плащ и отправилась вон. Дел было много, некогда на кухне киснуть.
Для вида я немного постояла возле уличного кукольного театра, доедая пирожок с мясом и разглядывая ярко размалеванные лица марионеток, дергающихся в праздничном танце. Увы, питаться мне приходилось на стороне, так как есть что-либо на дворцовой кухне я опасалась. Нагло протолкавшись в начало очереди к палатке предсказателя, я откинула полог и ввалилась к шептуну, выставив оттуда прыщавую девчонку, допытывающуюся, выйдет ли она замуж в новом году.
— Держи! — я бросила монетку в подставленную ладонь. — Могила.
— Святой Лука всем подарочки принес… — гнусаво завел Яшлик песенку, но я хлопнула в ладоши перед его позолоченными по случаю праздника глазами, и он заткнулся.
— Могила!
— Пуста… — обиженно надулся шептун.
— Молчать об этом.
— Яшлик не умеет молчать…
— Тогда пой. Пой о знойном Асаде, где съели все живое. Где матери закусили своими детьми. Где зерно проросло безумием спорыньи. Пой о том, как святоши жрали людей. О том, как горел заживо гниющий Асад. О том, как подыхали от черной лихорадки. И не забудь напеть о том, что это все было во славу Единого…
— Обожди! — шептун вцепился мне в подол, слепо заглядывая в лицо и жадно вслушиваясь в мое дыхание. – Это было… А будет что? Что будет?
— Злая гадина будет. Выползет и всех съест. Даже не подавится.
Я вырвала подол юбки из его пальцев и вышла из палатки. Нужно было еще достать опиум.
Уличная торговля уже стихла, горожане спешили по домам, встретить светлый праздник Изморозья вместе с семьями. Пустели улицы, тоскливо освещенные чужими окнами да редкими фонарями. Лишь где-то за несколько кварталов фальшиво играла песенка шарманщика про подарочки святого Луки хорошим детишкам. Ноги словно сами привели меня в эту лавку. Глупость, но я толкнула дверь, жалобно звякнувшую колокольчиком, и зашла внутрь.
— Простите, но мы закрыты.
Мастер ювелирного дела Лисен неохотно оторвался от протирания витрины. Где еще мог заказать или купить побрякушку инквизитор, как не у отца Софи? Вернее, где бы еще этому нищеброду могли сделать скидку?
— Я не задержу вас надолго, — я шагнула в чужое тепло, чувствуя, что продрогла до костей. — Мне только узнать. У вас заказывал украшение инквизитор Тиффано?
— А вы?..
Надо было что-то придумать, но я слишком устала.
— Госпожа Хризштайн.
— Ах… Понятно… — старик склонил голову набок, разглядывая меня, потом кивнул. — Одну минуту.
— Да просто ответьте! Куда вы пошли?
Он вернулся спустя несколько минут и положил передо мной коробочку.
— Господин Тиффано предупредил, что вы можете придти. И я рад, что его подарок все же нашел вас…
Он открыл коробочку и придвинул ее ко мне.
— Забирайте, это ваше.
Я оторопело уставилась на подвеску в виде священного символа, переливающегося бриллиантовой россыпью.
— Вы, должно быть, что-то перепутали…
— Если вы — госпожа Хризштайн, то это для вас. Господин Тиффано заказал его у меня, но потом вернул, сказав, что не хочет дарить. Сказал, что вы сами придете и потребуете… Оплачено, забирайте. Мне чужого не надо.
Я задумчиво разглядывала символ, покачивая его в руке и наматывая на палец тонкую золотую цепочку.
Искусная работа, и камни тоже стоят немало. Какая же должна быть скидка, чтобы
