А с другой стороны, зачем так усложнять? В конце концов, не место красит человека, а человек место.
Выход отсюда наверняка есть, в том числе и через подземный ход, который был предусмотрен для любого монастыря на случай осады. Если правильно разыграть карту с похищенной реликвией, то матушку-настоятельницу можно сделать своей союзницей. И тогда я смогу спокойно плести интригу отсюда, не опасаясь, что кто-то будет путаться у меня под ногами. Я ухмыльнулась так зло, что послушница напротив меня запнулась на полуслове и испуганно отшатнулась, выронив хлеб. Монастырь станет не тюрьмой, а логовом, откуда меня не сможет выкурить даже инквизитор… Какая ирония, ведь он потратил столько сил, чтобы упечь меня сюда… Я отправилась на поиски сестры Клаудии с просьбой разрешить помогать в приготовлении горького какаового лекарства для несчастных больных деток из приюта.
Даже запах шоколада не мог перебить отвратительной вони приютской больницы. Цвета смешались, звуча пронзительной какофонией детских стонов, а тихий шепот сестер обжигал глаза алыми сполохами.
Стоя посреди палаты, я задыхалась в приступе, путающим в клубок все ощущения и заставляющим чувствовать вонь чужих эмоций. Эти стены протухли запахом горько-кислой плесени, как воняет давно заброшенный дом. в котором никто и никогда уже не поселится. Тихое отчаяние, боль, страх и бесконечное одиночество смешивались с нелепыми нотками сладковатой надежды на чудо… или на жестокое милосердие Единого… Я зажмурилась, вслепую поставив поднос с горячим лекарством, добралась до свободной кровати и упала на нее, пытаясь справиться с приступом.
Кто-то дотронулся до моего плеча и спросил, полоснув зеленью сквозь сомкнутые веки:
— Крета Хризштайн, вам нехорошо?
Я открыла глаза, с трудом различая лицо собеседницы. Надо мной склонилась княжна. Ее облик плыл маревом обессиленного лихорадкой сна, но это определенно была Юлия. Что она делает в монастыре?
Инквизитор и ее решил сюда упечь? Или у меня бред? Я потрясенно выдохнула:
— Княжна Юлия? Что вы здесь делаете? — потом сообразила, как непочтительно это прозвучало, и поправилась. — Простите меня… сиятельная княжна, вы?.. Не ожидала вас здесь увидеть…
Ее узкая прохладная ладонь легла мне на лоб:
— Кажется, у вас жар…
Она помогла мне встать и отвела в закуток, где отдыхали монахини и послушницы, сменяя друг друга во время ночных бдений над больными детьми.
— Вы так плохо выглядите… — искреннее беспокойство плескалось в ее прозрачных зеленых глазах. – Господин Тиффано упоминал, что вам нездоровится… Это неправильно, что вы здесь. Надо позвать сестру Клаудию, она…
Я удержала ее за руку и оборвала на полуслове.
— Не надо. Со мной все хорошо, я помогаю сестрам. Шоколад… то есть какаовое лекарство для больных готовлю. Простите меня, сиятельная княжна, но что здесь делаете вы?
— Помогаю в приюте, как и вы, — улыбнулась девушка. — Или княжна не может сделать хоть что-то хорошее для других? Мне все же кажется, что вам следует отдохнуть. Я сама могу раздать лекарство деткам.
Бедные малыши… они давятся этой горечью… Как думаете, оно и вправду такое чудодейственное, как о нем говорят?
Слабость во всем теле еще давала о себе знать после приступа, но я не собиралась выказывать немощь перед этой соплячкой. Тяжело опираясь на ее руку, я встала на ноги и сказала:
— Можете не беспокоиться, я сделала шоколад сладким. У вас не возникнет сложностей с детьми. Еще добавки попросят.
Я мрачно наблюдала, как княжна Юлия поит сладким шоколадом маленьких страдальцев, а рядом со мной умилялась ее доброте и самоотверженности пухлая послушница. Она сопровождала каждое движение княжны восторженными охами и ахами, доведя меня до белого каления. Я пыталась сосредоточиться и подумать над открывающимися возможностями, но потом плюнула и пробормотала достаточно громко:
— Надеюсь, она не повторит судьбу княжны Федоры…
— Вы о чем? — охнула толстушка, всплеснув руками. — Да вы что!.. Княжна Юлия такая добродетельная!..
Я пожала плечами и добавила:
— Не знаю, куда смотрит ее отец. Или он думает, что раз на красавчике, который трется возле его дочери, инквизиторская мантия, то этого достаточно? Пфф… Кстати, вам не кажется, что княжна… ммм… поправилась? Хотя нет, показалось, это просто платье морщит в талии, наверное, крой неудачный…
Глупая послушница ахнула, уставившись на княжну коровьими глазами, потом зажала себе рот и утопала прочь с неожиданной для такой пышной особы прытью. Жизнь в монастыре скучная и пресная, но сегодня я добавила в нее пикантную приправу слухов. И с каждым днем здесь будет все веселей и острей…
Княжна погладила белобрысого изможденного мальчика по голове и направилась ко мне с такой доброй и блаженной улыбкой, что у меня заныли зубы.
— Я закончила. Вы просто кудесница… Как вам это удалось? Шоколад действительно сладкий, и малыши все выпили, — она была само олицетворение невинной добродетели, и я вымучено ей улыбнулась.
— Мне пришлось хорошо потрудиться, чтобы добиться этого, ведь… Я же хотела представить сладкий шоколад на кулинарном состязании, но… — я махнула рукой, — видно, не судьба…
— Отчего же? У вас получится, я уверена.
— Сиятельная княжна, я застряла здесь и даже не могу подать прошение об участии в состязании.
— Застряли? Не понимаю. Почему?
— Обещала инквизитору Тиффано помочь найти похищенную реликвию святой Милагрос, — я тяжело вздохнула. — Богоугодное дело…
Княжна деликатно взяла мою руку и сжала в своих ладонях.
— Не отказывайтесь от мечты, прошу вас.
— Вот если бы кто-то подал прошение от моего имени… — я досадовала на эту соплячку за недогадливость и уже говорила прямым текстом. — Хотя кто бы это мог быть?..
Прозелень ее громадных глаз наконец озарилась идеей, и Юля радостно улыбнулась.
— Боже, ну что за сложность! Я могу подать прошение, хотите?
— О, сиятельная княжна, это так неожиданно, — я старалась не выдать ехидства, — но мне, право, неудобно вас обременять…
— Нисколько меня это не обременит. Я с радостью помогу вам, как вы помогаете Кысею… то есть, господину Тиффано.
Я скрипнула зубами и высвободила свою ладонь из ее рук, чтобы не сломать ей запястье.
— Ах, сиятельная княжна, если бы я тоже могла вам помочь… тогда бы не чувствовала себя столь неловко… — еще один мой намек пропал втуне, но
