В общем, проснулся я в шесть утра, и лёжа на соломенной подстилке, на полу комнаты, причём в одном нижнем белье, пытался вспомнить, — чем же вчера всё закончилось? Но ничего не вспоминалось, в голове лишь крутилась прицепившаяся откуда-то фраза, «был бы я богатый, жрал бы ананасы, и спал бы на соломе». И чего она прицепилась? В общем, не делая резких движений, потихонечку встаю, надеваю свою аккуратно сложенную на стуле форму и, выхлебав полковшика воды, выбираюсь во двор. Оправившись, ополоснувшись и почистив зубы зубным порошком, начинаю осознавать, что жизнь-то налаживается. Видимо выпитый накануне, и засушенный в организме спирт, после разбавления водой превратился в водку, и похмельный синдром с меня сняло как рукой. Или это молодой организм поборол зелёного змия, короче не суть, но чувствовал я себя вполне сносно. Вызвавшиеся вчера дневалить двое повозочных, только посмеивались в усы.
— Товарищ сержант. Может чайку, али чего покрепче? — решил приколоться один из них, но не на того напал.
— Нет, мне кофе по-турецки, сигару и свежую газету.
— Ой, а хде же я это всё возьму? — задумался приколист.
— А это уже твои проблемы, так что одна нога здесь, а другая там. Пять минут на всё. Время пошло. — Демонстративно смотрю я на часы. Заметавшегося было молодого, осадил его старший товарищ.
— Уймись Ефим, не мельтеши, и впредь думай, о чём говоришь. А чай я уже заварил, так что прошу к столу, да и личный состав пора будить, а то скоро завтрак.
— Отставить! — даю я команду Ефиму. — Пойдём уже взбодримся, да поговорим. — Сделав пару глотков крепкого чая, продолжаю разговор.
— Вы это мужики, за вчерашнее не обижайтесь, но кому-то и службу нести надо, а на вас целый табун лошадей, люди-то и сами с усами, а животным уход нужен.
— Да мы что, мы ничего. Мы к этому с понятием, тем более с конями нам вчера помогли, а до этого мы их пасли по очереди, один на лугу, второй на хозяйстве. Хорошо хоть местные пацаны помогали, да и лето сейчас, корма много не надо, но овёс скоро кончится и взять его тут негде, так что мотай на ус, товарищ сержант, ежели куда в дорогу или пушки там тянуть, то без прикорма нельзя.
— Понял, но две повозки вместе с лошадьми придётся отдать в стрелковую роту, так что вы там отберите коней, получше конечно себе, а вот те, что остались, ну там сами разберётесь.
— Ясно.
— Понятно. А нас куда? Тоже с конями в роту? — Задал вопрос Ефим.
— Э нет братцы. Вы с нами. А пехота пусть своих водил ищет. Вы же теперь артиллеристы, так что из повозочных переквалифицируетесь в ездовых, приказ уже подписан, поэтому приведите форму в порядок, перешейте петлицы и добро пожаловать…
— Переквалифи… что? — Не понял, или сделал вид, что не понял, Ефим.
— Ездовым будешь при пушках, а не как раньше — биндюжником. И лошади у тебя будут артиллерийские, а не старые клячи. Теперь понял? Болван. — Внёс ясность старший «водитель».
— Не болван, а товарищ Рабинович. Всё-таки мы сейчас артиллерия, а не обслуга. Я правильно думаю, товарищ сержант?
— Всё правильно, боец Рабинович. Артиллерия — элита нашей армии, а противотанковая артиллерия — элита элит. — Подтверждаю я.
— Вот так-то Сёма. — Оставляет за собой последнее слово Ефим.
Пока мы чаёвничали, личный состав уже начал потихоньку просыпаться сам и «выползать» во двор, не все конечно, но сельские мужички долго спать не привыкли, а с мыслью о том, — что солдат спит, а служба идёт, ещё не сроднились.
— Командуй подъём, — говорю я Рабиновичу, а сам иду в дом, будить начальство. Пнув по сапогу, подвернувшегося на моём пути Мишаню, ору на весь дом.
— Рота!!! Подъём!!! — все кто был в помещении, сразу зашевелились, со всех сторон послышались, стоны, недовольное бурчание и даже маты.
— А ну я сейчас кому-то, почему-то и за что-то. — Убавив несколько децибел, говорю я нормальным голосом. Маты прекратились, но ворчание продолжилось.
— У, изверг окаянный, ну чистый фельдфебель, только ведь легли, — ворчал из своего угла Кешка.
— И где это вы на фельдфебелей насмотрелись, товарищ Иннокентий? Судя по вашему возрасту, вам ещё в те времена обосранные пелёнки меняли. — Ответные слова Кеши утонули в громком смехе всех присутствовавших в хате.
— Ладно, поржали и хватит, выползаем из помещения, приводим себя в порядок и строимся на физзарядку.
— Сегодня нам предстоит небольшой кросс на пять километров, по пересечённой местности, с полной боевой выкладкой. — Смешки и подтрунивания сразу прекратились, и народ потянулся на выход, пока я ещё чего-нибудь не придумал.
Подхожу к лейтенанту, который усевшись за стол в кухне, жадно пил воду.
— Что, Ванюша, плохо тебе? — Ванька только тяжко вздыхает.
— Да, вижу у тебя все признаки японской болезни.
— Какой?
— Куевато.
— Не издевайся хоть ты. Видишь же, что я даже смеяться не могу.
— А нехрен было отрываться от коллектива, и глушить с начальством всякую гадость типа шнапса.
— И откуда ты всё знаешь? — удивляется взводный.
— Разведка доложила точно. Ладно, оклёмывайся, а я пока займусь личным составом.
— Ты что и, правда, кросс задумал?
— Да что я, фашист? Хотя некоторым для окончательного протрезвления небольшая пробежка не помешает.
Выйдя из дома, подаю команду.
— Взвод. В колонну по два, становись. Равняйсь. Смирно. Отставить. — И снова.
— Равняйсь. Смирно. Вольно. Вперёд, бегом. Марш. — Бегу рядом со строем. Выбежав из ворот, новая команда.
— Левое плечо вперёд. Прямо. — Пробежав примерно с километр, вдоль по деревенской
