— Я просила Торвальда и Снугги заглянуть в Мейдехольм, если ты их выгонишь, — торопливо проговорила Рагнхильд. — Больше ничего, клянусь. Они не стали бы рисковать ради меня чем-то серьезным. Кто я теперь? Дочь конунга, погибшего позорной смертью, сама побывавшая под врагом…
Может, и так, подумал Харальд. Но было еще кое-что.
Родня в Мейдехольме. Почему Рагнхильд сразу не рассказала о ней? Могла бы соврать, что именно они дали лодку. Но нет, она предпочла признаться, что легла под еще одного мужика…
Слишком много мужиков для дочери конунга — и слишком мало для берсерка, который когда-то сам себя объявил ярлом.
Олвдансдоттир, видимо, сообразила, что слишком долго предлагать себя не следует. И снова прикрылась руками.
— О чем же ты договорилась со своей родней в Мейдехольме, Рагнхильд Белая Лань? — с обманчивой мягкостью спросил вдруг Харальд.
А в ответ поймал ее загнанный взгляд. Значит, угадал, подумал удовлетворенно. Пригнулся еще ниже, немного опустил веки, глядя на нее змеиным неподвижным взглядом.
— Они… они обещали, что пошлют знакомого человека во Фрогсгард. Чтобы он выкупил мою мать, когда Гудрем выставит ее на торги.
— Это не вся правда, Рагнхильд, — еще мягче сказал Харальд. — Боюсь, это вообще не правда.
И наконец протянул к ней руку.
Коснулся покатого, гладкого — шелком, белым лепестком трепетавшего под пальцами — плеча. Сжал, растягивая губы в намеке на улыбку, но не открывая их.
Нажал он несильно, и округлых концов костей на этот раз не нащупывал. Тем не менее она должна была ощутить боль.
Но Рагнхильд крик сдержала.
Кровь конунгов, молча признал Харальд.
— Я буду продолжать, — шипящим шепотом выдохнул он. — Пока не увижу, как твои кости торчат из твоего же плеча…
— Я скажу, — выкрикнула Рагнхильд. — Но прошу… они не виноваты… они всего лишь обещали прислать гонца, если тебя во Фрогсгарде убьют. Я, как вдова, забрала бы драккар, твои богатства… и пообещала твоему хирду щедро заплатить. Мы уплыли бы на Гротвейские острова, к брату моего отца, ярлу Скули Желтоглазому. Прежде, чем явится Гудрем.
— И опять не вся правда, — задумчиво заметил Харальд. — Рагнхильд, ты играешь со мной? Знаешь, чем кончаются игры с такими, как я? Моя мать могла бы тебе рассказать, останься она в живых. Ее выдали замуж за берсерка.
И тут Рагнхильд Белая Лань зарыдала.
— Ярл Харальд, прошу, будь милостив. Они всего лишь хотели уплыть вместе со мной, если бы ты погиб. Они тоже боялись Гудрема…
— А выживи я, помогли бы избавиться от уже ненужного берсерка, — рассеянно протянул Харальд.
Ответ Рагнхильд на последние слова его не интересовал. Даже не будь у нее таких мыслей сейчас — они непременно появились бы потом.
У Белой Лани следовало спросить о другом. И сейчас она была как раз в нужной степени запуганности, чтобы ничего не скрывать. И ничего не стыдиться.
— Я спрошу еще кое-что, Рагнхильд. Но помни — отвечать только правду.
Жар из парной уже выдуло — от раскрытой двери к дымовому отверстию тянуло сквозняком. Харальд отступил в сторону, чтобы свет из малой дыры в потолке упал на лицо Рагнхильд. Приказал:
— Смотри на меня и говори все, как есть. Когда Гудрем заваливал тебя на спину и брал, ты видела его руки? Какого цвета была на них кожа? Ногти?
В разного рода преданиях и легендах говорилось, что у драугаров кожа и ногти меняют цвет, размышлял он. Или белеют, или чернеют. Конечно, сказания могли и врать…
— В первый раз у него на руках была кровь моих братьев, — с ненавистью выдохнула вдруг Рагнхильд. — Кожа у него была красной от крови, и ногти… даже на пиру он сидел с окровавленными руками.
Она оскалилась — почти как сам Харальд перед этим. Даже перестала всхлипывать. И почему-то задрожала.
Может, даже от проснувшейся ярости, подумал Харальд. Все-таки в ней текла кровь конунгов.
— Хорошо, — проворчал он. — Было ли его тело слишком тяжелым? Холодным? Вода с него текла?
Рагнхильд мгновенье смотрела на него непонимающе.
Значит, нет, подумал Харальд. Всех тех врак, которые скальды приписывают драугарам, за Гудремом не водилось.
Вот только это ничего не значит. Про его отца тоже всякое болтали — а на деле он был немного другим.
— Мне нужно знать все, что связывает Гудрема и Ермунгарда, — проворчал Харальд. — Ну?
Белая Лань несколько мгновений смотрела на него, сузив глаза. Потом крикнула с надрывом:
— Мой отец. Мой отец, которого он принес в жертву твоему отцу. Это их связывает. Разодранное тело конунга Ольвдана, водившего в битву одиннадцать драккаров. И знай я хоть что-то о связи Гудрема и Ермунгарда, я кричала бы это всему миру… чтобы все знали. Может, хоть тогда кто-нибудь убил бы Секиру.
— А его слова на пиру? — напомнил Харальд.
— Все, что я слышала, я тебе уже сказала, — выпалила Рагнхильд. — Одно я знаю точно — Гудрем тебя боится. И там, на пиру, когда он говорил о тебе, в голосе его был страх.
Если так, то Гудрем точно не выйдет на хольмганг, молча подумал Харальд.
Бабы. Наслушаются сказок скальдов и думают, что в жизни все происходит так же, как в них…
Он встал и вышел.
Викинг, посланный им в Мейдехольм, вернулся только после обеда. Среди новостей, принесенных им, было известие и о Рагнхильд. Ту видели в поселении.
И двое богатых викингов собрались отправиться во Фрогсгард, чтобы выкупить тех жен погибшего Ольвдана, родственники которых могли заплатить за них достойный выкуп.
А еще викинг сказал, что люди в округе беспокоятся. Но есть и такие, кто говорит, что под властью Гудрема всем будет житься спокойнее.
Человек, посланный во Фрогсгард, так и не вернулся. То ли сам задержался, то ли его задержали…
И второй допрос Торвальда и Снугги не дал ничего нового. Слишком калечить воинов Харальд не хотел — все-таки в том, что они хотели помочь дочери своего конунга, которому когда-то принесли клятву, не было ничего плохого.
Покончив с допросами, он до самого вечера мотался от устья фьорда к воротам поместья. Высматривал. Прислушивался к себе самому…
Но так и не решил, что делать.
Рагнхильд не высовывала носа из отведенных ей покоев. Торвальда и Снугги Харальд пока оставил связанными, приказав запереть в одной из кладовых…
ГЛАВА 3
Решение
А вечером, зайдя в свою опочивальню, Харальд увидел Добаву, сидящую в изножье кровати — и что-то шившую. Ему сразу вспомнился разорванный рукав ее платья.
Про Крэсив я забыл, подумал он. Да и в Хель ее. Будет еще день, будет и время.
Старуха испуганно метнулась мимо него к двери — и Харальд не стал ее останавливать. Воспоминание о тяжком приливе крови ниже пояса, проснувшемся, когда он увидел снежную красоту голого тела Рагнхильд, было еще живо в памяти.
Харальд пропустил старуху и захлопнул дверь.
Добава, вскинув голову, смущенно улыбнулась. Словно сама застыдилась этой
