Владыка Дезмонд кивнул, грозно прищурился на сидящих верхом людей и вошел в ворота своего поместья.
— Во времена Смуты тут была застава — обвел рукой площадь, кивнул детективу капитан герцогской стражи Габриэль Форнолле, что на этом выезде в качестве начальника караула, сопровождал принцессу Веронику и ее свиту. Сообщил — телеги тут стояли, баррикады, габионы были. Вот тот фасад так вообще был взорван. За собором скала, Крестителя и Прицци перегородили, было не подойти, весь квартал в осаде был. Его два раза штурмовали как на войне. Дорсы дали отпор, собрали всех местных, малокалиберное орудие поставили, только снарядов у них к нему почти не было, больше грозились, чем стреляли. Били вот прямо вдоль Крестителя, до Рыцарей, пока барьер против нее не навели. Сильная была машина. У кого доспехи получше были, тот жив остался, а вот коней и кто в кольчугах и бригандинах был, вместе со щитами пробивала навылет. Сеча была жестокая, насмерть стояли рубились. На площади постоянно сырую траву жгли, чтобы дым был, и стрелять невозможно было. Если бы не вмешались сэр Август и сэр Булле, всех бы тут перебили. Не угодил наш владыка Дезмонд. Арвиду Ринья с Андресом Прицци, анафему с кафедры прочел, на беззакония не благословил. Сам ходил по баррикаде, вдохновлял на оборону людей. Брата Бориса тут убили. Женщины и дети прятались, ночевали в Соборе, дьякона из окон стреляли из мушкетов.
— Да владыка наш тогда всему Кругу зубы пообломал — согласился с ним князь Мунзе — дал отпор. Вот это настоящий христианин, не то что некоторые.
— А как Круми подстрелили, еле убежал. Помните? Агарию, старшего Пескина в первый же день с лошади ссадили, перебили спину — согласился, вспоминая прошедшие годы, кивнул маркиз Раскет — под огнем не смогли его оттащить. Лежал он вон там, умирал под драконами на ступенях. Ему дверь собора не открыли, никто не вышел, не перевязал. Так и помер. Владыка всех проклял, строго приказал никому из Круга, кто ранен будет, не помогать и не отпевать под страхом отлучения.
Раздача милостыни подходила к концу. Свита и охрана герцогини постепенно сдвигались во двор резиденции епископа. Приехали граф Прицци и Пескин, засвидетельствовали почтение принцессе Веронике, вместе со всеми вошли в парадные двери поместья.
Столы были уже накрыты. После воскресной службы в доме епископа всегда обедали священнослужители и семинаристы, так что никаких особенных приготовлений не потребовалось. Глядя на скромные кушанья и горький чай в графинах, едва разбавленный сидром, граф Приции тихо осведомился у принцессы Вероники, стоит ли сходить в лавку, заказать мяса, вина, юва и сыра, на что та ответила строго и холодно, что то, что приготовили для монахов, то и рыцари ее будут есть, чем вызвала у графа и других одобрительные веселые улыбки.
Гости заняли всю трапезную, просторное помещение на первом этаже резиденции епископа. Явился сам владыка, благословил новоприбывших, встал во главе отдельного стола перед иконостасом в дальнем конце трапезной, напротив дверей. Герцогине предложил место рядом с собой, Борисом Дорсом, его сыном и двумя архиереями. Призвал, поставил по правую руку от себя графа Прицци, рядом с которым, последовав за ним, разместились Фарканто, Пескин и рыжая Лиза. Остальные встали к скамьям за массивными дубовыми столами, вдоль окон украшенных чистыми белыми занавесками. Рыцари по старшинству за правым столом, капитан Форнолле и другие кавалеры и сержанты гвардии за левым. К ним указали встать и детективу. Епархиальную же братию, священнослужителей и семинаристов, что должны были после воскресной службы вкушать в этом помещении вместе с епископом и архиереями, в виду накладки и внезапного прихода высокопоставленных гостей, отправили в трапезную собора. Видя их неодобрительные лица, кто-то напомнил им, что они монахи, и пусть смиряют свое недовольство, раз сам владыка благословил.
Когда все заняли свои места, епископ Дезмонд позвонил в колокольчик, призвал всех к тишине. Строго прочел полагающийся перед трапезой молитвенный чин, по окончанию которого все благоговейно перекрестились и сели. Дьякон раскрыл книгу на аналое, начал читать из жития святых. Началась трапеза. Простая монастырская пища — каша, картошка, вареные яйца, костлявая морская селедка с луком, зелень, кислые яблоки и черный хлеб. Вертура сидел рядом с капитаном Форнолле, ел, поглядывал по сторонам. Наблюдал за Борисом Дорсом, что всеми силами старался делать вид, но все в порядке вещей, и такой же сосредоточенной и молчаливо-напряженной сидящей рядом с ним принцессой Вероникой. Капитан герцогской стражи, что сидел рядом с детективом тоже уделял больше внимания происходящему, чем скудной еде, деля непринужденный вид, жуя картошку с луком, прилежно наблюдал за обстановкой, нет ли какой скрытой угрозы для графа Прицци и герцогини. По его спокойному широкому, доброжелательному лицу иногда проскальзывала тень улыбки. Это был сильный, добродушный, но смелый и умный человек, знающий цену не только мечу, но и хорошим манерам, что было необходимо в его должности при герцогском дворе. Когда же трапеза закончилась и была произнесена благодарственная молитва, он подошел к принцессе Веронике, поклонился ей и о чем-то спросил, на что та утвердительно кивнула в ответ.
Граф Прицци подошел к владыке Дезмонду с каким-то вопросом, склонил голову под благословение, поблагодарил за гостеприимство. Крестясь на иконы, все направились на выход. Собрались во дворе и перед воротами поместья, седлали коней. Уже снаружи Вертура приметил, что среди покидающих резиденцию нету Фарканто, рыжей Лизы и лейтенанта Манко с еще одним рыцарем: они остались в доме епископа вместе с принцессой Вероникой. Процессию отъезжающих возглавил граф Прицци, сообщил всем, что они едут в герцогский дворец.
Пока ждали отстающих, помогали подняться в седла девицам, оставшись не у дел, Вертура отошел в сторону, как бы невзначай следил за отъездом.
Над площадью кружили галки. Огибали шпиль собора. Какая-то уже немолодая женщина крошила им заплесневелый хлеб. Они клевали его и, снова взлетали в небо. В тени домов ругались, спорили о чем-то извозчики, хватались за кнуты. На скамейках и ступенях храма сидели, отдыхали горожане, благодушно беседовали, доставали из корзинок и ели бутерброды, строго прикрикивали на не в меру веселящихся, бегающих вокруг друг за другом детей. Жандарм с подвеской лейтенанта, квартальный надзиратель, лениво откинувшись в седле, придерживая рукой монокль, читал свежий номер «Скандалов». Его лошадь, склонив голову лизала брусчатку под ногами, жевала сено, что осталось после проехавшей по площади груженой сушеной морской травой телеги.
Отдельной группой ожидали, пока свита герцогини не освободит сквер перед домом епископа, стояли серой стаей, как голуби,
