обеда время было слишком раннее; к тому же Терри сказал, что новостей у него набралось не особенно много. Он попросил ее подождать его примерно до половины двенадцатого в комнате ожидания для экстренных пациентов.
Больница находилась в районе Долины, называвшемся Мишн-Хиллз. По дороге в Центр Маккалеб выглядывал в окно машины, но здешний пейзаж не отличался красотой: вдоль дороги тянулись в основном закрытые торговые центры и заправки. Они ехали по шоссе 405, направляясь на север.
Знакомство Маккалеба с Долиной было весьма обрывочным, главным образом — по совершенным здесь преступлениям. Их было немало, но на страницы газет они попадали в виде материалов, записанных с его слов. Статьи давались вместе с фотокопиями, перепечатанными с видеозаписей, где видны были брошеные тела убитых, найденные на шоссе вдоль набережной или на невысоких холмах, к которым лепились жилища обитателей этих мест. Кодовый Убийца совершил в Долине четыре убийства, а потом испарился, как ранний утренний туман.
— Вы что, полицейский? — спросил его неожиданно водитель такси.
Маккалеб оторвался от окна автомобиля и посмотрел в зеркальце заднего обзора, висевшее перед водителем. Тот с любопытством смотрел на Терри.
— Простите?
— Я спрашиваю, вы полицейский или кто?
Маккалеб усмехнулся, покачав головой.
— Нет, я не полицейский. Я вообще никто, — сказал он.
Он вновь отвернулся к окну, пока машина взбиралась вверх по шоссе. Они проехали мимо женщины, державшей в руках плакат с просьбой о милостыне. Еще одна жертва, которая даже не подозревает, кто и как обманет ее в следующий раз.
Маккалеб сидел на пластиковом стуле в комнате ожидания напротив женщины и сопровождавшего ее мужа. Женщина страдала от какой-то внутренней боли и сидела согнувшись, прижав руки к животу, словно оберегая боль. Муж был предельно внимателен к ней и выглядел очень встревоженным, постоянно справляясь у своей супруги, как она себя чувствует. Он то и дело подходил к окошку приемного отделения, задавая один и тот же вопрос: когда его жену пригласят на осмотр. Дважды Маккалеб слышал, как мужчина тихо спрашивал у жены: «И что ты собираешься им говорить?»
И каждый раз женщина отворачивала лицо, ничего не отвечая мужу.
Без четверти двенадцать Грасиэла Риверс появилась из дверей отделения скорой помощи. Она предложила пойти в кафетерий здесь же, при больнице, так как у нее был всего час свободного времени. Маккалеб не имел ничего против, поскольку после операции его прежний аппетит так пока и не вернулся и особого вкуса к еде он не чувствовал. Обедать в больничном кафетерии или в известном ресторане — для него сейчас не имело никакого значения. Бывали дни, когда он вообще забывал поесть, и напоминала ему об этом давящая боль в затылке, требуя подзарядить организм пищей.
Кафетерий был полупустым. Они понесли свои подносы с едой к столику возле окна с видом на огромную зеленую лужайку, посредине которой возвышался высокий белый крест.
— Это мой единственный шанс наслаждаться дневным светом, — сказала Грасиэла. — В нашем отделении нет окон, так что я всегда стараюсь сесть у окна.
Маккалеб понимающе кивнул.
— Когда-то давно, когда я работал в Квонтико, кабинеты там располагались под землей, в подвале. Окон нет, вечная сырость, промозглый холод зимой даже при включенном отоплении. Я почти никогда не видел солнца в то время. Разумеется, это сказывается на людях.
— Так вы поэтому переехали сюда? — спросила девушка.
— Нет, были другие причины. Но я думал, у меня появится окно, однако ошибся. Меня отправили на склад филиала. Семнадцать этажей, очень мало окон. Подозреваю, что именно по этой причине я обосновался на катере. Хочется быть поближе к небу.
— А что за филиал? — спросила Грасиэла.
— Извините. Это в Вествуде, большое федеральное здание недалеко от кладбища ветеранов.
Она понимающе кивнула.
— Так вы на самом деле выросли на острове Каталина, как писали газеты?
— Ну да. До шестнадцати лет я жил там, — пояснил Маккалеб. — А потом я жил с матерью в Чикаго. Странно, пока я жил на острове, мне не терпелось уехать оттуда. А теперь наоборот — я жажду вернуться.
— И что вы там будете делать? — спросила Грасиэла.
— Пока не знаю. От отца мне достался там причал. А может, вообще ничего не буду делать. Может, буду просто сидеть на солнце с удочкой в руках и пить холодное пиво, — ответил Терри с улыбкой.
Грасиэла улыбнулась в ответ.
— Но если у вас уже есть там причал, то почему вы не переберетесь туда уже сейчас?
— Просто катер не готов, не отремонтирован до конца. И я сам не готов пока.
— Понятно, — кивнула головой Грасиэла. — Катер — тоже вашего отца?
А это еще одна деталь его жизни, взятая из газеты. Кажется, он слишком много поведал о себе Кише Рассел. Он не любил, когда люди вот так вдруг узнавали о нем слишком много.
— Да, отец жил на острове. После его смерти катер перешел ко мне. Он стоял несколько лет без движения в сухом доке. И теперь требует капитального ремонта.
— А название катеру вы дали или отец?
— Ах, отец.
Грасиэла смешно нахмурилась, сдвинув брови, будто ей что-то попало в глаз.
— Мне не совсем понятно, почему катер называется «Обгоняющий волны», а не «Бегущий по волнам»? По-моему, так было бы лучше.
— Нет, так было бы неправильно. Я объясню. Тут все дело в волнах. Для серфингистов «волна» — это главный попутчик и соперник.
— А-а. И что это меняет?
— Ну, знаете, волны бывают разной высоты, порой очень даже высокие.
— Да, знаю.
— Так вот, за высокой волной всегда надо следить, потому что такая волна может захлестнуть судно и потопить его — если ты плывешь по течению. Все моряки знают, что если ты попал в «высокие волны», то должен двигаться быстрее, чем они. Обгонять их. Тогда на своем судне хозяин — ты, а не волны. Поэтому отец так и назвал катер. Чтобы всегда помнить, что иногда нужно оглядываться и знать, что там, за спиной. Он постоянно говорил мне об этом, пока я не вырос. Говорил, когда я уехал в город.
— Уехали в город? — опять не поняла Грасиэла.
— Да, когда я покинул остров. Он наказывал всегда следить за «высокой волной», даже на суше.
Его слова вызвали у нее улыбку.
— Теперь, когда я знаю всю эту историю, название лодки начинает мне нравиться. Вы скучаете по отцу?
Маккалеб молча кивнул. Беседа пошла на убыль, и они принялись за свои сандвичи. Маккалеб не думал, что их разговор будет посвящен ему. И, откусив несколько раз, он поведал Грасиэле о своих утренних похождениях, закончившихся не слишком успешно. Он ни слова не сказал о том, что смотрел видеокассету с записью гибели Глории, но рассказал о своем предположении, что убийство Торрес и Кана связаны по меньшей мере с еще одним ограблением со стрельбой. Возможно, это преступление было своеобразным повторением ограбления у банкомата, где произошло похожее убийство. Рассказал подробно, о чем были статьи, которые прочла ему Рассел.
— И что вы намерены делать дальше? — последовал вопрос, когда Маккалеб доел свой сандвич.
— Думаю поспать немного, — ответил Терри.
Девушка смотрела на него с откровенным любопытством.
— Я просто разваливаюсь на части от усталости, — сказал он. — Мне давно не приходилось столько бегать и размышлять о серьезных делах. Я собираюсь вернуться на лодку и просто отдохнуть. А завтра с утра примусь за дела снова.
