— Этого я не вижу, но вижу ремешок.
— Какого он цвета?
— Он черный.
— А на какой руке? На правой или на левой?
— На правой. Да, на правой.
— Хорошо. А во что он одет, вы можете описать?
— Я вижу только рубашку. Темную. Это темно-синяя фуфайка.
Маккалеб больше не знал, о чем еще спрашивать Джеймса Нуна. Откровенное разочарование в том, что ему не удалось добиться главного, рассеивало его внимание. В голову пришла мысль, о которой он забыл.
— А ветровое стекло, Джеймс? На нем есть что-нибудь? Может, наклейка?
— М-м, нет, кажется. Я ничего такого не вижу.
— Хорошо. Посмотрите, пожалуйста, на зеркало заднего вида. На нем ничего нет? Возможно, что-то привязано или прицеплено? Какая-нибудь безделушка?
— Нет, ничего такого я не вижу.
На этот раз Маккалеб просто рухнул на свой стул. Это была полная, катастрофическая неудача. Во- первых, они потеряли этого человека в качестве свидетеля в суде, покончили с потенциальным подозреваемым в убийстве, а получили лишь детальное описание бейсбольной кепки водителя и его новехонького «чероки». Последнее, что оставалось, это «посмотреть», как машина уезжает на большой скорости, и попробовать прочитать задние номера.
— Хорошо, Джеймс, давайте промотаем пленку до того момента, когда автомобиль проезжает мимо вас и вы «снимаете» типа, по которому тюрьма плачет.
— Хорошо.
— Увеличьте его задние номера, вы их видите?
— Нет. Эти тоже закрыты.
— Чем?
— Вроде полотенцем, или футболкой. Мне трудно сказать. Так же как спереди.
— Увеличьте «картинку» еще. Не видите ничего необычного на заднем бампере?
— М-м, нет.
— Никаких наклеек? Может, название автосалона?
— Нет. Ничего такого.
— А на ветровом стекле? Никаких наклеек?
Маккалеб и сам слышал в собственном голосе нотки отчаяния.
— Нет. Там нет ничего.
Посмотрев на Уинстон, Маккалеб покачал головой. Уинстон сделала какой-то знак руками.
— Хочешь пригласить художницу?
Уинстон, качнув головой, показала на себя.
— Ты уверена?
Уинстон снова качнула головой.
Маккалеб вновь обратился к Нуну, хотя в голове у него барабанила одна мысль: как он мог проиграть в игре, которую должен был выиграть.
— Джеймс, в следующие несколько дней обдумайте, пожалуйста, еще раз, что вы видели в ночь на двадцать второе января. Если вспомните что-то новое, позвоните следователю Уинстон, договорились?
— Да, конечно.
— Хорошо. А теперь я буду отсчитывать назад начиная с пяти, и по мере того, как я считаю, вы будете чувствовать, как ваше тело будто омолаживается, словно вы полны сил. А когда я скажу «один», вы окончательно выйдете из состояния транса, чувствуя себя бодро и свежо. У вас будет ощущение, будто вы крепко проспали часов восемь. Оно сохранится до самого Лас-Вегаса. Но когда вы отправитесь сегодня спать, никаких сложностей со сном у вас не будет. У вас есть вопросы?
— Нет.
Маккалеб вывел Нуна из состояния транса, и тот выжидающе посмотрел на Уинстон.
— С возвращением, — сказал Терри. — Как вы себя чувствуете?
— Отлично. А как я себя вел?
— Вы все делали прекрасно. Вы помните, о чем мы с вами говорили?
— Да, думаю, что помню.
— Это хорошо. Вам и следует все помнить. А если вдруг всплывет что-то новенькое, позвоните следователю Уинстон.
— Обязательно.
— Ну, мы не будем больше вас задерживать. Вам еще предстоит долгая дорога.
— Это не горит. Не думаю, что я отправлюсь раньше семи вечера. Вы хорошо проветрили мою голову.
Маккалеб посмотрел на часы, а затем снова на Нуна.
— Но уже половина восьмого.
— Что? — изумился Нун, глядя на свои часы.
— Люди под гипнозом часто теряют ощущение времени.
— Мне показалось, что прошло минут десять, — продолжал удивляться Нун.
— Это нормально. Это так называемое нарушенное восприятие времени.
Терри встал, они пожали друг другу руки, и Уинстон увела за собой Нуна. Терри плюхнулся на стул, закинув руки за голову. Он был измотан до предела, и его единственным желанием было, чтобы он, а не Нун лег и проспал восемь часов кряду.
Дверь, где проходил сеанс, открылась, и в комнату вошел капитан Хитченс. Настроен он был мрачно и даже не пытался это скрыть.
— Ну и что вы думаете по поводу всего этого? — спросил он, присаживаясь на край стола рядом с лежащими там ножницами.
— То же самое, что и вы. Это полный провал. Мы получили более детальное описание машины, что сужает ее поиск до десяти тысяч или что-то в этом роде. И разумеется, подробнейшее описание кепки, которое в данном случае только мешает.
— «Кливлендские индейцы»?
— Что? А, переплетенные буквы и овал? Я почему-то всегда был уверен, что у них на эмблеме — маленький мальчишка индеец.
— Да, да. Ну а как насчет Молотова?
— Болотова, — поправил Терри.
— Какая разница. Я так полагаю, что из списка подозреваемых его можно вычеркнуть, — сказал капитан.
— Похоже, что так, — согласился Маккалеб.
Хитченс молчал, похлопывая тихо руками по столу. Молчание становилось неловким, но в этот момент в комнату вошла Уинстон, держа руки в карманах блейзера.
— А где Арранго и Уолтерс? — спросил Маккалеб.
— Ушли, — ответила Джей. — Сеанс не произвел на них особого впечатления.
Маккалеб отошел в сторону и сказал Хитченсу, что он готов расставить все по местам и вставить лампы дневного света обратно. Хитченс поблагодарил, но попросил ни о чем не беспокоиться. Маккалеб и так сделал для них более чем достаточно, подчеркнул капитан.
— В таком случае позвольте попрощаться, — сказал Терри. Показав на зеркальное стекло окна, он тем не менее спросил: — Скажите, капитан, если в какой-то момент мне понадобится копия записи сеанса, я могу попросить ее у вас? Может, мне захочется пересмотреть кое-какие моменты. Могут возникнуть мысли по поводу дальнейшего хода расследования.
— Джей сделает для вас копию. Это несложно. Что касается дальнейшего расследования, то лично я не вижу в этом смысла. Свидетель не разглядел лица убийцы, номера машины были закрыты. Что тут еще можно сказать?
