По их словам, у меня случился нервный припадок, и я два дня бегала ото всех по замку практически в чем мать родила. Они даже лекаря мне не поленились вызвать, который попытался воздействовать магией, чтобы стереть все мои воспоминания. Так я поняла, почему о художествах семейства Флемора никто до сих пор не знал. Но, благодаря моей врожденной способности не воспринимать любую вредящую мне магию, у них ничего не вышло. Впрочем, тогда ничего этого и не требовалось. Я была слишком напугана, чувствовала стыд, грязь, отвращение к самой себе. При всем желании, я бы ничего не сказала. Мне было тринадцать и очень-очень стыдно.
Да и дед, забрав меня, тоже сделал свое черное дело. Я никогда не забуду его слов:
«А ты на что надеялась, глупая девчонка? Для них ты никто, всего лишь полукровка, которую можно напоить айрегоном и попользовать».
Помню, я тогда спросила, накажет ли его дед, а он в ответ громко рассмеялся и жестоко сказал:
— Ты сама во всем виновата. Надо было думать, кому доверяешь.
Плакала я долго и злилась — не на них, я злилась на себя, на то, что не заметила очевидного. Ведь были, были признаки.
Карин — еще одна наша с Теей подружка-полукровка. Ведь она тоже побывала в доме Флемора. Мариэль так тесно с ней дружила, но после совместных каникул Карин замкнулась, а Мариэль в ее сторону больше не смотрела, словно ее и не существовало вовсе. И ведь именно Карин в последний день перед отъездом просила меня о встрече, хотела сказать что-то важное, но Мариэль так спешила, так хотела увидеть родной дом, что я не пошла. Я проигнорировала все знаки и поплатилась за свою глупость.
Я никогда не говорила Тее, что Мариэль тоже была там, что ей нравилось смотреть, как ее брат развлекается в постели с очередной жертвой и участвовать во всей этой мерзости. Я никому ничего не говорила, например, того, что, прячась там — в темноте, пропуская через себя все магические потоки замка, я видела такое… столько мерзостей, столько девочек, с которыми развлекались не только детишки, но и их папаша. Даже сейчас меня передергивало от того, что творили с теми полукровками Леонэль и его чокнутая сестрица, от того, что они хотели сделать со мной. Радовало только одно, я заблевала им там все от кровати до идеального камзола этого гада. Да и после этой истории дед отправил меня в Академию драконов.
Тогда же у меня возникло странное чувство, впервые, наверное, за всю мою жизнь, что дед обо мне заботится. Говорит гадости, обвиняет, и всячески показывает мне, какое я ничтожество, но если бы ему было все равно, то я бы осталась обучаться в школе благородных девиц, а он перевел меня в академию.
Так что да, я прекрасно представляла, что за семейство эти Флеморы. Впрочем, и Леонэль меня запомнил. Я осталась единственной полукровкой, побывавшей в его постели, которую он не поимел.
Когда-то я боялась, что если встречусь с ним снова, то испугаюсь, не смогу ему противостоять, буду вести себя, как та маленькая испуганная девочка, которая выжила просто чудом и навсегда получила глубокий, страшный шрам в воспоминаниях. Но все оказалось иначе.
Когда я его увидела, то не почувствовала ничего кроме гнева. Этот гнев питал меня во все встречи с ним и его семейством. И он меня ненавидел не меньше за то, что я не боялась, что твердо и с величайшим презрением на него смотрела, что на каждую колкость отвечала не меньшей колкостью, за то, что знала, какой он на самом деле, и со мной он не мог притворяться хорошим и благородным, как притворялся перед другими.
За то, что я портила ему все веселье, и каждый раз, что он появлялся в обществе, я говорила всем девочкам, на которых он обращал внимание, что Леонэль Флемор предпочитает мальчиков. Ложь, конечно, но не могла же я сказать, что он извращенец, предпочитающий развлекаться с собственной сестрой. Впрочем, девушки и так обходили его стороной, а меня за клевету никто не наказывал.
Флеморы предпочитали не связываться, а дед почему-то помалкивал, давая мне полную свободу в моей бесконечной ему мести. И я никогда не устану это делать — презирать и портить его существование.
Тея правильно поняла мой взгляд, не обещающий Флеморам ничего хорошего. Пришло время воздать им всем по заслугам, и, кажется, я знаю, кто и как мне сможет в этом помочь.
«Ну, держитесь, Флеморы. Этот бал дебютанток вы никогда не забудете».
ГЛАВА 13 Труп
После того, как мы с Дивией и Виэль придумали, как будем мстить клану Флемора, встал вопрос о том, куда спрятать девушек. Не во дворец же их было везти, но и на пепелище оставлять было нельзя.
— Да, вопрос сложный, — выразила нашу общую мысль Тея.
— Я могла бы поговорить с дедом, — с большим нежеланием предложила я.
— Да твой дед за подобное одолжение такую плату затребует, век не расплатишься, — напомнила Тея. Да я и без нее все знаю. Вот только что делать, ума не приложу.
— Мы могли бы остаться здесь, — начали было девушки, но Тея их быстро перебила.
— Не вариант. Этим Флеморам только того и надо, чтобы вы остались одни, без защиты, без крыши над головой и без надежды на будущее.
— Но что же тогда делать? — в отчаянии воскликнула Виэль.
— Есть у меня одно место, но им столько лет никто не пользовался. Зато там вас точно искать не станут.
— Постой, ты говоришь о…
Тея кивнула, подтверждая мою догадку.
— А что? Неплохая мысль.
Да и если Тея вдруг решит наведаться в родные пенаты, никто не заподозрит.
— Ну что? Решено?
— Решено, — кивнула я.
— Тогда так, девушки, собирайтесь, а мы пока вызовем транспорт.
— Простите, а куда мы все-таки едем? — насторожено спросила младшая сестра Дивии.
— В дом Мариссы де Томей, в дом моей матери, — ответила Тея.
Я знаю, как нелегко далось ей это решение. Подруга не была там с восьми лет, ни разу. Просто не могла переступить порог дома, не могла себя заставить. И вот теперь полчаса спустя мы стояли перед заросшим сорняками и дикими кустами домом, одиноким, старым, всеми забытым, и Тея едва сдерживала слезы.
Я взяла ее за руку в
