журналиста, который обращается с конкретным вопросом к политику.
– Отлично, начнем с вопросов: когда ты собираешься выпустить нас отсюда?
– Допустим, это зависит от соглашения, к которому мы придем.
– Что ж, по рукам. Чего ты от нас хочешь?
– Полного соблюдения тайны.
– О'кей, мы будем блюсти тайну. Можно идти?
– Боюсь, мне необходимы некоторые гарантии.
– Гарантия – наше слово.
– Этого недостаточно. Пойми меня: лично я против вас ничего не имею, но я человек зависимый, ты же знаешь.
Хотя в тот момент я проводил языком по липкому краю бумажки, мне не хотелось полностью оставаться вне игры.
– Прошу прощения, может быть, кто-нибудь объяснит мне, о чем речь?
Экзорцист мгновенно отбросил осмотрительность, с какой он общался с The First, и обратился ко мне с самой напыщенной помпезностью, на которую был способен:
– Вы вступили в Цитадель, господин Миральес. Вы преступили границу мира, где правят иные законы, и это – редкая привилегия, за которую люди, как правило, должны платить определенную цену.
Прекрасно, почти афоризм, но мое терпение понемногу истощилось.
– Послушайте, дон Игнасио, извините за прямоту, но больше всего на свете я не выношу загадок.
Учитывая, что я ни хрена не понимаю, про какую Цитадель вы здесь толкуете, можете вы мне внятно объяснить, зачем вы нас здесь держите?
Экзорцист порылся в памяти и наконец нашел самый расхожий ответ.
– Допустим, потому что вы слишком много знаете. Это достаточно внятно?
– Да так, помаленьку понимаю. Но если вас волнует именно это, то знайте, что я ничегошеньки не знаю. Вот уже целую неделю я не в курсе событий.
– Позвольте с вами не согласиться, но вы знаете гораздо больше, чем думаете. Вы знаете о существовании Worm, можете связать его с конкретным адресом в конкретном городе, и вам известны по крайней мере двое Врат Цитадели в Барселоне. Кроме того, вы можете опознать некоторых внешних членов организации, в том числе и меня, хотя я не являюсь в строгом смысле слова «внешним», однако тем, кто по значимости занимаемого им поста может оказать определенное содействие Worm. Всей этой информации достаточно, чтобы поставить под угрозу восьмисотлетнее тайное существование. Полагаю, вы знаете, о чем я говорю: мы получили вашу анкету через Интернет. Вполне уверен также, что вашим немецким друзьям не доставит особых неприятностей защитный вирус, который мы им отправили. Наши техники имеют указание действовать со всей решительностью в случае информационной атаки.
Оснащенная до зубов банда психов. Но опережавший меня The First хотел любой ценой ускорить течение беседы.
– Согласен, ты сказал, что хочешь сделать нам предложение. Делай.
Экзорцист поудобнее расположился в кресле, переводя взгляд с одного из нас на другого, и когда мы уже перестали обращать на него внимание, сказал:
– Кто-то из вас троих должен остаться с нами. И этот кто-то – Пабло.
Я чуть было не поперхнулся затяжкой, так что мой Неподражаемый Брат первым выразил свое несогласие.
– И речи быть не может… Почему он?
Экзорцист ответил ему с показным терпением:
– Себастьян, пожалуйста, будь благоразумен. Ты женат, у тебя двое детей и дело, которое ты ведешь, куча людей каждую минуту может заметить твое отсутствие; отец твой – человек влиятельный, у него прекрасные связи, он может сильно осложнить нам жизнь. Не думаю также, чтобы ты предпочел оставить у нас вашу подругу, кроме того, она нам тоже не подходит… Пабло – единственный, кто может исчезнуть, никого этим особенно не удивив: он делал это и раньше, достаточно будет время от времени посылать открытку с заграничным штемпелем, чтобы твой отец не волновался.
– Простите, но мне и так хорошо на своем месте, и я не думаю его покидать, так что придумайте что- нибудь другое, – вмешался я.
Тип взглянул на меня с выражением, мне до сих пор незнакомым.
– Полагаю, вам следует попробовать, Пабло… Оставайтесь с нами, нам нужны такие люди, как вы.
Впервые человек, не являющийся владельцем гостиницы, сказал мне подобное, и должен признать, что мне это польстило, но я продолжал сопротивляться изо всех сил.
– Предупреждаю, что я отнюдь не расположен вступать в какую бы то ни было секту. Не люблю сковывать себя обязательствами.
– Секта? – улыбнулся Экзорцист. – Вот уж никогда не думал о Worm, как о секте. – Он снова откинулся на своем троне. – Если память мне не изменяет, так называемые «секты» отвечают определенным требованиям, не имеющим ничего общего с нашим случаем. Мы никоим образом не превозносим наш образ жизни, по крайней мере не заявляем, что мы лучше других. Можно было бы даже сказать, что мы чураемся всякой рекламы. Нас интересуют очень немногие, и тем немногим, что нас интересуют, мы в значительной степени затрудняем доступ к нам. Вы – исключение, вы преодолели искус. Нет у нас и харизматического лидера. Так, например, я занимаю высокий пост, но моя власть не личностная, я был избран советом, который, в свою очередь, постоянно обновляется. И, разумеется, высокий пост влечет за собой определенные привилегии, вроде этого великолепного шампанского, но то же самое происходит с руководящим лицом любой многонациональной корпорации. С другой стороны, все наши экономические ресурсы поступают из-за границы, от дел, которые не имеют ничего общего с ядром организации. Наши внутренние члены, местные уроженцы, обязаны всего лишь соблюдать дисциплину и заниматься своими делами, если же нам приходится нанимать служащих извне, то мы щедро оплачиваем их услуги. – Он кивнул в сторону двух супергиен, державшихся по-прежнему бесстрастно. – Так что решительно заявляю, что мы не секта, во всяком случае не в большей степени, чем футбольный клуб «Барселона», хотя, как и они, мы представляем собой нечто большее, чем просто клуб. Я бы даже сказал, что мы – мир в себе. И этому, другому плану реальности мыслители нужны не меньше, чем они нужны тому миру, который вы знали раньше, друг мой Пабло.
– Что ж, тогда знайте, что я стараюсь мыслить как можно меньше и почти всегда скрепя сердце.
Экзорцист рассмеялся и напустил на себя понимающий вид.
– Не скромничайте… В последние дни мы с большим вниманием следили за вашей теорией Вымышленной Реальности, и она произвела на нас самое благоприятное впечатление. Думаю, что если во всей этой заварушке был хоть какой-то толк, так это то, что мы вышли на вас. Как правило, мы пользуемся Интернетом для внутреннего сообщения, но, исходя из связи, которую вы установили с нами под ложным именем, нам показалось целесообразным отследить вас. Мы не только сразу же поняли, что именно вы – тот человек, которому Себастьян поручил отыскать наши Врата, но и почти случайно попали в Метафизический клуб, по-моему, он так называется? Сначала мы и поверить не могли, что написавший те слова никак не связан с нами. Ведь это были те же выводы, почти буквально те же слова, которые привели Джеффри де Вруна к созданию Цитадели, после чего он покинул этот мир весной 1254 года. Разница, пожалуй, в том, что вы опираетесь на опыт восьми прошедших столетий, а нашему основателю пришлось проделать весь этот путь в одиночку. Но даже в таком случае совпадение более чем примечательное. Полагаю, что вы можете быть счастливы с нами и, конечно, очень полезны для организации. Мы в состоянии обеспечить вам любые условия, чтобы вы могли продолжать свою работу.
– Сомневаюсь, – сказал я. Теперь уже The First почти не прислушивался к разговору.
– Почему? Стоит только попросить…
– Послушайте, не стоит. Для начала, мне нечего продолжать. Учтите, что у нас, метафизиков, дел не так уж много; поэтому мне и понравилось это занятие: никто тебе не платит, но и работы почти никакой, а если и есть, то не срочная. С другой стороны, я вам уже говорил, что не люблю сковывать себя обязательствами, от кого бы они ни исходили – от ван Гааля или от Мальтийского ордена. Если вы читали мои выступления в Метафизическом клубе, то знаете, что в стороне от восьмивековой истории глупости я обзавелся привычкой делать исключительно то, что мне нравится, – ни больше, ни меньше. Скажем, что по духу я – медведь,
