— Нет, дорогая, и не проси, — за обманчивой улыбкой Яна крылась его обычная непреклонность, — мне только не хватало каждый месяц в полнолуние на сутки выпадать из жизни. Кто будет вести бизнес в это время, а?
— Ну Эльза же мне писала, что Алекс работает над изобретением какого-нибудь эликсира или заклинания этих, как их там, истинных, чтобы уменьшить зависимость бурых от фазы луны.
— Вот когда он изобретет этот эликсир или заклинание, вот тогда и поговорим. А пока — нет.
— Ну ты совсем меня не любишь, — Северина пустила в ход всю тяжелую артиллерию, то есть надула губки и притворилась обиженной.
— Конечно, я тебя не люблю, — не стал спорить Ян. — Вот эта вилла на теплом океанском берегу, которая стоила мне кучи денег, целый штат слуг и рабов, твоя личная яхта, твои платья и украшения, которые я покупаю тебе каждую неделю — это все прямое доказательство моей к тебе холодности и презрения.
Она еще больше скорчила гримаску, а затем они оба рассмеялись. Северина взяла руку мужа, поцеловала ее, с любовью заглядывая в глаза.
— Ладно-ладно, старый хрыч, но рано или поздно я все равно тебя уговорю. Я умею добиваться того, что мне нужно.
Он приподнял бровь.
— Попробуй, волчица.
Северина бросила лукавый взгляд на занятую делом рабыню и коварно ухмыльнулась.
— И я даже знаю как. Что, если сегодня в спальне я немного поиграю с этой девочкой, а ты посмотришь?
Ян тут же заерзал в своем шезлонге и облизнулся.
— А может, это я с ней поиграю, а посмотришь ты?
— Может…
Взгляды, которыми они обменивались, становились все горячее, воздух между ними накалялся сильнее, чем в полдень на песчаном берегу, и неизвестно, чем бы все закончилось — а подобные ситуации заканчивались обычно тем, что хозяин виллы тащил свою жену в спальню, прикрикивая на рабов, чтобы не путались под ногами, — но в этот момент в кустах цветущей розалии раздался треск, и на дорожку перед террасой выскочил каурый лохматый пони. Следом за животным бежал раб-конюший, а ездоком оказался юный белый волк.
Мальчик легко соскочил с пони и взбежал по ступеням к матери. Она невольно залюбовалась его стройной фигуркой, черными густыми волосами и гладким благородным лицом — от отца он взял самое лучшее.
— Ты видела, как я научился, мама? В следующий раз попробую взять барьер повыше.
В этом был он весь: всегда стремился делать что-то больше, выше или лучше, чем умел до этого. Учителя, приглашенные на виллу, не могли на него нахвалиться, но Северина понимала, что даже если бы он родился ленивым и глупым, она бы все равно без ума любила его.
— Пожалуйста, только не надо рисковать, Марсель, — попросила она сына, — еще не хватало, чтобы ты сломал себе шею.
— Ничего он себе не сломает, — тут же возразил ей муж, а мальчику подмигнул: — Давай, сынок, ты же волк, ловкий и сильный. Я верю, что у тебя все получится.
— Где ты так перемазался? — спохватилась Северина. — Иди умойся. Нет, сначала иди, я тебя обниму и поцелую.
Мальчик скривился.
— Дядя Ян, скажи маме, зачем она постоянно меня тискает и зацеловывает, как девчонку? Я — мужчина.
— Вот если ты мужчина, значит относись с пониманием к чувствам матери и терпи, — Ян умел одинаково справедливо относиться к обоим своенравным членам своей семьи. — Она — слабая женщина, а женщин надо беречь и носить на руках.
— Ну родите вы уже мне сестренку и целуйте ее, — проканючил мальчик, но тем не менее послушно подошел к матери и позволил себя обнять и поцеловать.
Получив свободу, он резво убежал в дом.
— Слышал? — приподняла бровь Северина. — Он хочет сестренку. И я тоже хочу еще много-много детей. Ну дай тебя укусить, а, Ян?
— Я подумаю, — ловко ушел тот от ответа.
Северина вздохнула и посмотрела в сторону, куда убежал сын.
— До сих пор не верю, что я сумела сохранить его, — с грустью произнесла она. — Иногда по ночам просыпаюсь от кошмара, что снова лежу на полу в своей спальне, после того как карга Ирис ударила меня магией, и умираю. Интересно, кто же был тот человек?
Ян только пожал плечами. Истинного они так и не нашли. Просто в момент, когда Северина уже почти простилась с жизнью, в комнату вошел какой-то старик в черной шляпе и представился знахарем. Он присел возле умирающей, положил руки на ее грудь, из-под ладоней разлилось слабое свечение, а затем черное, пожирающее плоть волчицы пятно словно втянулось в них и исчезло. Беременность тоже удалось спасти. Пока Северина и Ян от радости плакали в объятиях друг друга, старик испарился, как будто его и не было.
— Раньше я считала, что Димитрий планировал наказать меня этим ребенком, — задумчиво проговорила Северина, — а теперь все больше склоняюсь к мысли, что он дал мне его, чтобы облегчить страдания. Вся моя привязка, вся моя нерастраченная любовь перекинулись на сына, и теперь, когда Димитрий погиб, я вспоминаю его со светлыми чувствами, простила все наши былые ссоры, и ощущаю себя свободной от него. Частичку Димитрия я всегда буду любить в его ребенке, и большего мне теперь не надо.
Она быстро взглянула на мужа.
— Прости. Тебе, наверное, неприятно это слышать?
— Ну почему же? — Ян тоже стал задумчивым. — Наверное, мы с тобой, волчица, оба любим в нашем ребенке одно и то же. И нашли одинаковое утешение после потери.
Нардиния
Тридцать пять лет со дня затмения
Мужчина с фырканьем вынырнул из светло-бирюзовой океанской пучины и поплыл к берегу, рассекая волны мощными гребками. Он выбрался на песок и тяжело рухнул, перекатившись на спину и раскинув руки. Его мокрая грудь блестела на солнце.
"Как большая рыба, — подумала императрица, наблюдая за ним с высокого берега, — хотя на самом деле никакая он не рыба. Он — птица".
Она приходила сюда каждый день, пока жила в Летнем дворце, с тех самых пор, как несколько недель назад перепуганная нянька прибежала к ней и упала в ноги с признанием, что наследный принц пропал. Императорская семья — а точнее, мать с сыном, — использовала Летний дворец инкогнито, когда хотела отрешиться от столичной суеты, и возможность похищения наследника казалась маловероятной.
Подобных мест отдыха по всему побережью для них было раскидано немало, существовали еще Фруктовый, Цветочный, Морской дворцы, все, как и Летний, замаскированные под обычную богатую виллу, но с большей охотой императрица приезжала именно сюда. Здесь провела последние годы мудрая няня, здесь ей было особенно спокойно и легко на душе.
Так как никто достоверно не знал, что за семья на вилле отдыхает, мать и сын притворялись зажиточными людьми средней руки, и у мальчика было больше свободы, чем в столице. Этой свободой
