Глава 17
АББАТ
Аббат почти сразу мне не понравился, и не только потому, что начал переговоры так:
— Есть какие-нибудь погребальные ритуалы джен-теп, которые ты хотел бы, чтобы мы проделали с твоим трупом?
Он сказал это, ведя меня в одну из громадных башен аббатства, а потом — вверх по достаточному количеству пролетов лестниц, чтобы напомнить, что я недостаточно оправился от напряжения и различных ранений для вступления в еще один бой. К тому времени, как мы добрались до верхнего этажа, я обливался потом и пытался скрыть, что задыхаюсь.
— Сюда, — сказал аббат, жестом предлагая войти вместе с ним в затемненную комнату около восьми футов.
Свет проникал в нее только из окна высотой почти с меня, но слишком узкого, чтобы я мог в него пролезть, если переговоры пойдут скверно.
— Сначала вы, — ответил я.
Возможно, я ошибся, последовав за ним в башню, но было больше шансов победить его одного, чем во дворе, окруженного льстивыми прислужниками. Так или иначе, я покину это странное аббатство с его эксцентричными монахами и еще менее симпатичными демоническими явлениями.
Мне нужно спуститься с горы, потом добраться до ближайшей деревни или города, где я смогу украсть лошадь и поскакать в Золотой Проход. Конечно, при условии, что я найду первое, второе и третье. Я понятия не имел, нахожусь ли все еще у берабесской границы или где-нибудь к северу от Семи Песков. Я не мог даже с уверенностью сказать, сколько дней прошло, прежде чем я сюда попал. Все, что я мог сделать — это цепляться за надежду, что Рейчис не погиб от ран и нашел воду. Почему бы и нет? Белкокот был крутым. Если Шелла создала заклинание, чтобы поддержать в нем жизнь, если она нашла способ послать весточку Нифении и Фериус… Если… Если… Если…
Аббат протиснулся мимо меня в маленькую комнату и опустился на стул за небольшим письменным столом.
— Смирись с неизбежным, Келлен. Ты умрешь.
Мои руки проникли в обмякшие, пустые мешочки, висящие у меня по бокам.
— Люди все время мне это твердят. Хотите, покажу вам, где я похоронил их трупы?
Мое арта валар — то, что аргоси называют бесстрашием, но Фериус упоминает как бахвальство, — было бы более впечатляющим, если бы кончики моих пальцев смогли выскрести из глубин мешочков побольше красного и черного порошков. Щепотки могло хватить, чтобы впечатать аббата в дальнюю стену и лишить его сознания, если я идеально выберу время. И если мне повезет куда больше обыкновенного.
Аббат не обратил никакого внимания на мои слова и на угрозу, которую я мог собой представлять. Вместо этого он порылся в груде бумаг и отпихнул в сторону книги, раскиданные по столу. Две потрескавшиеся кожаные обложки были украшены знаками джен-теп. Ни один мастер заклинаний не позволил бы таким текстам покинуть его святилище, значит, книги украли. Что-то выкатилось из-под пачки документов, и на лице аббата появилась широкая улыбка, когда он это схватил.
— Вот ты и попался, маленький ублюдок! Думал, сможешь спастись, да?
Я чуть не взорвал его, но он сунул эту штуку в рот и откинулся на спинку стула. Золотисто-коричневая трубка, завернутая в какую-то тонкую ткань или пергамент, была длиной примерно с его руку и толщиной с большой палец. Аббат еще покопался на столе и безутешно вздохнул. Он выжидательно посмотрел на меня, постучал по концу трубки и показал на мешочки на моих боках.
— Поможешь своему собрату, проклятому демонами беглецу, а?
— Это какая-то курительная соломинка?
Из курящих я знал только Фериус Перфекс, и ее соломинки были просто маленькими штучками, почти такими же тонкими, как стебелек цветка.
— Это называется сигара, — ответил аббат. — Все равно что курение соломинки, но для цивилизованных людей.
Он откинул со лба локон пепельных волос, излучая ту небрежную самоуверенность, которой обладают только по-настоящему красивые люди, и я внезапно почувствовал себя маленьким и незначительным.
Но я не доверял красивым людям. Мой отец был красивым, и он связал меня контрмагией, чтобы я никогда не смог использовать свой магический потенциал. Мой прежний лучший друг Панакси — теперь его звали Панэрат — был красивым, и он пытался меня убить. Дважды. Дексан Видерис, мой собрат-заклинатель, был таким красивым, что даже Рейчис считал его классным. Дексан оказался самым большим засранцем из всех.
Поэтому — да, я не лажу с незаслуженно привлекательными людьми.
Аббат ухмыльнулся мне; белые зубы прикусили сигару, чтобы она не выпала.
— Да ладно, парень. Не томи. Покажи, на что ты способен.
Он откинулся на спинку стула, закинув руки за голову, и медленно закрыл глаза.
Он практически подзуживал меня, чтобы я на него напал. Знает ли он, что у меня почти закончился порошок? Или он настолько уверен в своих способностях, что его просто не беспокоит, что я могу сделать?
Я позволил щепоткам порошка высыпаться обратно в мешочки, оставив на кончиках пальцев всего несколько крупиц, и подкинул крупицы в воздух. Мои руки создали магические фигуры, чтобы поразить цель.
Требуется немалое умение, чтобы направить пламя в такую крошечную точку. Мне больше хотелось бы подпалить серебристо-светлую щетину на подбородке аббата, чем кончик его сигары.
— Караф, — произнес я, и тонкое, как карандаш, довольно анемичное извержение красного и черного пламени зажгло кончик сигары.
Судя по виду аббата, его ничуть не впечатлило мое умелое обращение с порошками. Зато он выглядел благодарным.
— О, спасибо горам и океанам, — простонал он, делая длинные затяжки. — Я не сомневался, что погибну прежде, чем испробую одну из этих красоток.
Клубы жгучего серого дыма наполнили воздух между нами.
— Кстати, о надвигающейся смерти… — начал я.
Аббат открыл один глаз и посмотрел на меня так, будто давно забыл, что я до сих пор тут.
— Хммм? А, верно. — Он нехотя вынул сигару изо рта. — Не воспринимай это как личный выпад. Я говорю такое всем недавно прибывшим. «Ты умрешь» — практически так мы говорим здесь: «Здравствуй».
— Кое-кто сказал бы, что это опасный способ приветствовать незнакомцев, — заметил я.
Моя правая рука скользнула в кожаный футляр, пришитый к штанине. После боя с демоном я успел подобрать только две свои стальные карты, но в таком тесном помещении вряд ли промахнусь.
— Люди с Черной Тенью не очень хорошо старятся, Келлен, — ответил аббат, поднеся сигару к узкому окну и постучав ею по раме. Пепел медленно полетел во двор, вниз. — То стигийское уродство, с которым ты помогал мне сражаться, — это был брат Калеб.
Прежнее хорошее настроение аббата как будто сдулось.
— Славный был человек. Я всегда думал, что Калеб протянет дольше всех нас.
— Мне жаль, — сказал я — скорее рефлекторно, чем искренне.
Неважно, какими бы достойными ни притворялись эти люди, мне приходилось напоминать себе, что они похитили меня и скорее всего намереваются держать здесь как узника. Я не мог позволить себе быть узником, когда мой
