— Если Джидан был твоим избранным народом, оборонявшим Меридиан, значит ли это, что все войны после Великой Зимы на самом деле были войнами между светом и тьмой, между тобой и Бемеран Каас? — спросил Тави. — И веру в звездный ветер сюда тоже принес ты?
— Вера в космический ветер была здесь задолго до меня. В разных формах она жила среди человеческих народов с самого момента их рождения, потому что вместе с душой все атинат получают призрак памяти о том, что ведут свое происхождение из Ланин. — Аджелика Рахна ненадолго умолк, его лицо сделалось отрешенным. — И да, все войны и многие другие великие события этого мира были эпизодами битвы между светом и тьмой. Я очень сожалею, что для моих целей в то трудное время мне пришлось использовать целый народ. Потому что это привело к ужасным последствиям.
— Тьма тоже избрала свой народ? — уже предчувствуя ответ, спросил Хинта. — И это был Притак? — Ему стало не по себе из-за того, что он так долго любил все то, в чем потом начал видеть зло. Он вспомнил планы Квандры по созданию космического флота. Он не хотел быть даже самой крошечной частью всего этого.
— Да. Притак в большей мере, Лимпа в меньшей — но оба эти народа послужили Бемеран Каас, когда наносили свои удары по Джидану.
— Акиджайс пал, — кивнул Тави. — И теперь там рождаются омары, потому что, видимо, она вернула себе важную часть Меридиана.
— Ценой жертвы Джидана были сделаны великие добрые дела. После того, как я овладел Меридианом, Бемеран Каас надолго ослабла. Тогда мне удалось помочь звездному ветру прорваться сквозь кокон тьмы, окружавший планету. Теперь здесь струится малый его поток; он мчит прямо над преображенным Меридианом. Так люди этого мира снова обрели возможность светлого перерождения. Увы, Хиасохо не может унести ваши души отсюда и подарить вам простор всей вселенной. Но он все равно очищает и исцеляет каждого. Запертые здесь, вы не принадлежите тьме; в пределах одной планеты вы умираете и возрождаетесь почти так же, как могли бы делать это в других, более свободных мирах.
— И поэтому я видел души? — спросил Хинта. — Поэтому золотые вещи знают голоса всех умерших? Потому что души не покидают этот мир? И сейчас мы летим с настоящим Хиасохо?
— Все верно. Но это малый Хиасохо. Он отрезан от того великого космического ветра, который пронизывает весь Бура Крайс. В этом мире, внутри блокады Бемеран Каас, малый Хиасохо многим отличается от своего большого брата. Здесь он слился с потоком жизни планеты, со всей той энергией, которую Бемеран Каас пытается поглотить. Все живые существа, которые еще способны здесь жить, даже бактерии, связаны с малым Хиасохо, все едины через него между собой.
— И Экватор тоже был перестроен тобой? — спросил Ивара. — Как в той сказке, с которой для всех нас начались поиски тебя?
— Да. Это произошло в ту же эпоху — в эпоху моих первых побед — до того, как тьма научилась стравливать народы Земли друг с другом. Экватор был создан мной и людьми, которые услышали мой голос. Эта огромная машина была необходима, чтобы вернуть планете хотя бы малую часть ее прежних свойств. Без Экватора среда обитания изменилась бы слишком сильно, и тогда келп-тла получил бы над человечеством большую власть: он помог бы вам выжить в условиях микрогравитации среди ядовитого льда и голых скал, но быстро превратил бы вас в космическую армию Бемеран Каас.
— Вся история обретает смысл, — сказал Тави, — но я по-прежнему кое-чего не понимаю. Хиасохо, когда он разносит души по другим мирам… он ведь не возрождает людей взрослыми, помнящими всю свою прежнюю жизнь. Кто же тогда такие мы — фавана таграса?
— Ты прав, — улыбнулся Аджелика Рахна. — Когда я говорю об очищении душ, которые заперты в этом мире, и о потоке жизни, я в первую очередь имею в виду обычную жизнь обычных людей и других обычных живых существ. Каждый, кто живет на этой планете, несет в себе душу или частицу жизни, которая когда-то знала Ланин. Каждый ребенок рождается с такой душой. Но души не чувствуют себя хорошо, когда заперты в одном-единственном мире, где тьма настолько сильна.
— То есть, я перерожден здесь почти так же, как фавана таграса, — поразился Хинта, — и каждый другой тоже?
— И каждый другой тоже, — эхом откликнулся Аджелика Рахна. — Но это не значит, что существование фавана таграса лишено смысла. Бемеран Каас когда-то построила черные врата над Меридианом. Через них должны были перерождаться ее новые слуги. Я сделал эти врата золотыми и не позволил ей отбить их обратно даже тогда, когда пал Акиджайс. Нынешние чудовища Бемеран Каас — кежембер — рождаются без помощи врат. Из-за этого они не могут обрести ни настоящей жизни, ни той темной магии, которой она хотела бы одаривать своих слуг.
Хинта вспомнил омара за окном — того, в глаза которому он смотрел. Это существо было сильнее и ужаснее любого человека. Он даже не мог вообразить, каким бы оно стало, если бы достигло всего того, о чем говорил Аджелика Рахна. И уж тем более он не мог вообразить Драврит, которые когда-то были рождены в Ланин, но потом предались тьме и обрели страшную вечность среди мрачных просторов Бура Крайс.
— Я не желал людям вечной жизни, ибо она против вашей природы. Но в моих руках Золотые Врата делали важную работу: они уменьшали боль, на время возвращали назад самых любимых, самых лучших. Так я сохранял баланс между добром и злом, веками не позволяя этому миру опрокинуться во тьму, давая людям шанс немного дольше продолжать битву с тьмой в своей душе и в своей жизни.
Аджелика Рахна умолк, и Хинта вдруг понял, что на этом рассказ окончен. Чудесный отрок обещал, что даст недостающую часть истины — и исполнил это: он объяснил, что такое их мир и где его место, кто и почему дал им жизнь, какие силы борются за них, чтобы навсегда поработить или навсегда освободить их. Они снова посмотрели на маленького златокудрого, ясноглазого, многоликого бога, который спустился к ним, чтобы дать им оружие для продолжения войны, начавшейся за необозримое время до появления
