Дойдя до края сцены, я стала на нее подниматься. Песня закончилась и я, вскинув голову, встретилась взглядом с Энрике. Какое-то время мы в полной тишине стояли и смотрели друг на друга, а потом Рик стал петь, что рад встрече, что он всегда помнил меня и не забывал. Я вроде как тоже рада ему, но все же держусь на расстоянии.
Несколько песен и вот уже Энрике признается мне в любви, а я объясняю ему, что нет дороги назад, что он ничего не сказав исчез и я устав его ждать и надеяться встретила другого и что уже скоро мы с ним будем парой.
Рик просил у меня прощение за то, что несколько лет он пытался сбежать от своих чувств, что пытался спрятаться от них, но от себя не убежать и что он теперь не мыслит жизни без меня.
Исполняя одну за другой песни, мы смотрели друг другу в глаза. Вначале было сложно, а потом словно все исчезло. Остались только он, я и наши с ним чувства.
Я мучила Рика и мучилась сама, то давая нам с ним надежду, то забирая ее, вспоминая о том, что я уже дала слово другому. Энрике звал меня, умолял, обещал, и клялся в любви. Он был готов бросить к моим ногам весь мир, а я, то подавшись порыву, подходила к нему близко-близко, исполняя песню о том, что все еще люблю его, то вдруг вспоминала о другом, которому дала обещание и которого я тоже любила, пусть и не так сильно и безоглядно как Рика, но все же я не могла обмануть его и предать.
Энрике пел чувственную песню о любви, умоляя меня остаться с ним, оставить все и убежать, убежать туда, где нас никто не знает, и где мы с ним будем счастливы.
Нас разделяло всего лишь несколько сантиметров. В какой-то момент Энрике, положив ко мне на плечо руку, стал медленно стягивать с меня болеро. Он делал это чувственно и медленно, под длинную протяжную песню, постепенно оголяя мое плечо и руку. Слегка поведя вторым плечом, я помогла ему избавиться от ставшей ненужной части одежды. Теперь его рука медленно заскользила вверх по моей обнажившейся руке, задержалась на плече, провела по шее, и на последних аккордах зарылась в волосах, притягивая мою голову так, что наши с ним губы практически соприкоснулись.
Звучит музыка и на моих губах грустная извиняющаяся улыбка, потому что я намерена отказать ему и уже делаю от него шаг назад, и именно в этот момент Энрике опуская руку, выдергивает из моих волос, шпильку, благодаря которой собственно прическа и держалась.
Волосы темной рекой упали на плечи, а я, делая от Энрике еще один шаг запела. Я пела о болезни под названием любовь, пела о любви, которая может поразить любого, и что не каждый решается окунуться в нее с головой, предпочитая душевное спокойствие и обряд единения по соглашению. Я пела так, что у меня самой разрывалась душа на части, между страстью и долгом, я выбрала долг.
Отойдя к самому краю сцены, я замолчала, глядя на Энрике и видя в его глазах боль, почувствовала, как по щеке потекла одинокая слезинка. Решив, что больше не буду петь, я скинула с себя микрофон, тем самым ставя в своем выступлении точку.
Около минуты мы с Энрике глядя друг на друга простояли в тишине, а потом он запел. Он пел так, как никогда прежде, я и до этого с замиранием сердца слушала его медленные песни, но сегодня здесь на сцене он превзошел сам себя. Его душа кричала, глаза молили остаться, и я слышала каждый удар его сердца. С каждой новой песней голос Энрике становился все громче и пронзительней, он пел на разрыв голосовых связок, а по его щекам бежали слезы. Я тоже плакала, кусая губы и до боли сжимая пальцы в кулаки.
Каким бы большим или маленьким ни был актер, он живет и если надо умирает на сцене, раз за разом проживая жизни своих героев. Вот и мы с Энрике здесь и сейчас жили, и в данный момент Рик принадлежал только мне, он был мой, и я его любила, но в силу обстоятельств, мне пришлось затолкать свои чувства к нему глубоко-глубоко, но это не помогло. Душа рвалась на части, сердце тянуло к Рику, а мозг и чувство долга останавливали, не позволяя податься чувствам.
Зазвучала знакомая музыка, одна из тех после окончания которой Энрике бросался с отвесной скалы. Он никогда не знал, окликну ли я его, останавливая от рокового шага, или же дам ему разбиться. Я и сейчас не знала, как лучше поступить, знала лишь то, что эта песня заключительная и поэтому, перевернув перстень с перемещательным камнем в сторону ладони, я приготовилась в любую секунду на него надавить. Я решила вместе с Риком исчезнуть со сцены. Наше выступление заканчивалось, и необходимо было поставить в нем красивую точку.
Магический туман, заклубившись, от пола пополз вверх, он словно пытался удержать Рика за ноги. Благодаря магии, Энрике шел поднимаясь вверх все выше и выше и вот я уже отчетливо увидела отвесную часть скалы, рядом с которой остановился Рик. Он все еще пел и по-прежнему не отводил от меня взгляда. Он пел о том, что не в состоянии меня забыть и не в силах жить, зная, что я для него потеряна и буду принадлежать другому. Жизнь для него после моего отказа потеряла всякий смысл, и что, только уйдя из жизни, он сможет забыть меня.
Казалось, он примирился с самим собой и успокоился.
Песня закончилась. Энрике смотрит на меня, беспокойный ветер треплет его волосы, а на губах парня появляется грустная улыбка. Он понял, что я его не окликну и не остановлю, что я позволю ему сделать последний роковой шаг.
Скинув с себя форменную куртку, Энрике раскинул в стороны руки, порыв ветра усилился и белоснежные края воротника рубашки стали отчаянно бить Рика по лицу, но он словно и не замечал этого. В пронзительной тишине зала Энрике сделал шаг вперед и полетел вниз.
Многочисленная толпа, находившаяся в зале, разом охнула и я, дернувшись от этого звука, бросилась к Рику, и успела до него дотронуться, прежде чем нас поглотил туман.
Мы оба вывалились на тротуар, находящийся позади "Золотого Дракона".
— Элка, я так и не понял, ты меня спасла или же мы на пару разбились? — протянув руку, парень помог мне подняться.
— А я и сама не поняла, — пожала плечами. —
