Для того чтобы не привлекать к себе излишнее внимание, я поднялась и медленно побрела во дворы, с намереньем найти лавочку и расположиться уже на ней, подальше от любопытных глаз.
Вскоре я нашла то, что искала. Заприметив у одного из подъездов свободную лавочку, села на нее и предалась унынию, то и дело вытирая набегающие слезы.
ГЛАВА 10
— Ирка, заканчивай сырость разводить, со мной все в порядке. — На плечо легла чья-то рука. Я бы не удивилась, если бы у меня начались слуховые галлюцинации, потому что в стрессовых ситуациях сознание может сыграть злую шутку, выдавая желаемое за действительное. Вот и мне показалось, что голос говорившего принадлежал Антону. Приподняв голову, обнаружила, что передо мной стоит именно он. Не доверяя глазам, дотронулась до него.
— Да я это, я, — усмехнулся парень.
Подскочив, стиснула его в объятьях.
— Они тебя все-таки отпустили. Несмотря на то, что я проиграла, они тебя отпустили, — всхлипывая и обнимая Антона, я никак не могла поверить в то, что все закончилось, и закончилось так хорошо. Вцепившись в Антона, мне все еще не верилось в то, что он жив, здоров и стоит рядом.
Вспомнив об отрезанном пальце и ухе, отстранилась. Бросила взгляд на одно ухо парня, потом на другое, оба были на месте. Отступив на шаг, ухватила мужскую ладонь. Детальный осмотр одной и другой руки не выявил никаких увечий. Все пальцы Антона были на месте.
— Но как такое возможно? Они же… Я же…
— Ир, это была шутка. Такая своеобразная шутка. Розыгрыш. Ты решила от меня уйти, вот я и подумал, что надо попытаться возродить наши остывшие чувства. Рассказал друзьям, они мне и помогли воплотить задуманное.
Лучше бы он молчал. Ноги в коленях дрогнули, и я, не доверяя им, решила опуститься на скамейку. Если Антон, говоря мне все это так своеобразно шутил, то шутка ему явно не удалась, а если он сказал правду, то его, за то что он сделал, убить мало.
— Ирка, если бы ты видела себя со стороны, это же комедия, я столько за свою жизнь еще не смеялся, особенно тогда, когда ты булочку в магазине украдкой жевала. Это надо было видеть.
Стоящий передо мной парень открыто улыбался, ему было весело, а мне хотелось встать и ударить его. Ударить так сильно, чтобы мозги на место встали. Потому что то, что он сделал, это не шутка, это издевательство и наказание. Только вот за что? За что он со мной так жестоко поступил? Когда и чем я могла его так сильно обидеть, чтобы опуститься до такого? Он же не только меня унизил, раз за разом заставляя переступать через себя, наступать на горло своим принципам, он же пытался убить во мне человека. Антон наплевал мне в душу, он растоптал все то хорошее, что между нами было, но самое ужасное то, что он, похоже, этого даже не понял. Не понял, что он методично убивал меня, равнодушно наблюдая за этим со стороны. Господи, дай мне силы сдержаться и не наброситься на него.
— Палец, ухо, они откуда? — выдавила из себя. Неужели Антон…
— У мертвого бомжа отрезал. Здорово получилось, правда? У нашей затеи не хватало перчика, изюминки, а вот эти вот посылки…
Меня бросило в холодный пот. Это надо же было до такого додуматься? И ради чего? Ради того чтобы довести меня до обморочного состояния?
— Антон, а ты подумал о том, что я почувствую, разворачивая и доставая окровавленный палец? Ты подумал, какую боль ты мне причиняешь? В то время когда я терзалась душевными муками, думая, что ты из-за меня теперь навсегда остался калекой, ты отдыхал и получал удовольствие, наблюдая за мной. Я представляла как тебе плохо, я такие душевные муки пережила, а ты, ты…
— Раз ты почувствовала боль, значит ты за меня переживала, а раз переживала, значит в тебе еще остались ко мне чувства. Ира ради воскрешения твоих чувств ко мне все собственно и затевалось. — Хорошо, что мы находились на улице, а не дома на кухне, и у меня под рукой не было ничего тяжелого. Я была в таком состоянии, что ударила бы Антона, не задумываясь о последствиях.
— Скажи, я тебе что, до такой степени опротивела, что ты решил расстаться со мной столь чудовищным образом? Зачем? Я же и так собиралась порвать с тобой отношения.
Пальцы с силой сдавили края скамейки, и я из последних сил пыталась сдержать до этого спавшую во мне агрессию. Мне впервые в жизни хотелось сжать кулак, и стукнуть. Стукнуть с такой силой Антона в солнечное сплетение, чтобы он какое-то время не мог вздохнуть, а потом, когда он начнет хватать ртом воздух, врезать ему между ног, да так, чтобы у него искры из глаз посыпались. Воображение услужливо нарисовало данную картинку, и я еще сильнее вцепилась пальцами в край лавочки.
Голову я давно опустила, предпочитая рассматривать асфальт под ногами, а не довольную рожу Антона, по которой хотелось врезать. Медленно выдохнула через нос, скопившийся в легких воздух.
— Ира, я тебе сейчас расскажу, как мы фильм про мое избиение снимали. Это нечто. Дублей двадцать сделали, а я все никак не мог правдоподобно стонать и притворяться, что кричу от боли, пришлось звук вовсе убрать. Представляешь, мы целый день угробили на это кино.
А я, просматривая диск, плакала, сочувствуя Антону, представляла, как ему тяжело и как он страдает, а он не страдал, а развлекался, в то время когда меня мучило чувство вины, и я страдала от угрызений совести. Глядя на избиение Антона, обвиняла себя в малодушии, упрекая в том, что парень страдает по моей вине. А он не страдал, он развлекался, потешаясь над моими слезами.
— Так ты был не один? — голос прозвучал сухо и равнодушно и ничем не выдал того, что творилось у меня внутри. Все еще держась за края скамейки, я усердно разглядывала свои кроссовки. Надо бы их помыть.
— Конечно не один, мне два друга помогали. Один бы я не справился. Мы и наблюдали за тобой по очереди. Ир, проживя с тобой не один год, я мог с легкостью предугадать каждый твой шаг, но на всякий случай, пришлось подстраховаться и приглядывать за тобой.
— Значит, подглядывали за мной по очереди?
— Не подглядывали, а присматривали, — поправил меня Антон, — так как все должно было развиваться по плану.
— Игнат Эдуардович с вами с самого начала был, или вы его подкупили?
— Это ты сейчас про кого?
Судя по прозвучавшему в голосе Антона удивлению, насчет Игната Эдуардовича, я ошибалась. Тогда с кем и о ком он разговаривал? А впрочем, какая разница? Одернула себя. Нечего
