— Ой, ну вы вспомнили тоже! — отмахнулся от них Грай. — Вот еще, время на этикет и расшаркивания тратить! Садитесь ужинать, у нас куча дел. Я должен объяснить, как все будет происходить, а ее величеству надо выучить и отрепетировать речь. Она совсем коротенькая, так что успеем.
— Не обращайте на него внимания, ваше величество, — предложила Дая негромко, но так, чтобы ужастик слышал. — Не убивать же его! А сделать вид, что его нет — это единственный действенный способ смириться с его существованием.
— Как нехорошо давать советы, которым сама же не способна следовать! — весело попенял Грай. — Вот видите, какая она неблагодарная? Я к ней со всей душой, теплом и искренностью, а она — не обращать внимания!
— Слишком мелочная душонка, — недовольно фыркнула перевертыш. — Вороватая и подлая. Книжку кто украл?
— Не украл, а одолжил, — с достоинством возразил маг. — Причем сразу с двумя благородными целями: спасти прекрасную деву и заполнить пробелы в собственном образовании.
В таком тоне они продолжали препираться ни о чем, как-то успевая есть между упражнениями в острословии. Увлеченные, о королеве, кажется, забыли напрочь — и как просто о постороннем человеке, и как о высокопоставленной особе, в присутствии которой не стоит пренебрегать этикетом. Конечно, нельзя было назвать эту перепалку вопиющим нарушением правил приличия, все почти в рамках салонных разговоров, но… Олира глубоко недоумевала, глядя на эту пару.
Она знала, что маг — аркаяр Лестри — потомок древнего и весьма почтенного рода, крепкого, далекого от обнищания и вырождения. То есть он получил отличное образование и наверняка мог держать себя в руках, как и говорила Даршарай, но — не считал нужным. Да и девушка, судя по осанке и изяществу, с которым она управлялась со столовыми приборами, прошла хорошую школу светской жизни. Так почему они вели себя вот так? Свободно на грани распущенности. Не задумываясь о том, какое впечатление производят на королеву.
Увлечены друг другом? Очевидно, да, и нужно быть слепым, чтобы не заметить этого взаимного интереса. Грозный боевой маг особенно ярко проявлял свое мальчишество: дразнил девочку, которая ему нравилась, вместо того чтобы по-мужски за ней ухаживать.
Но разве это могло служить оправданием? С точки зрения королевы — ни на секунду. Вот только этой паре было плевать на ее мнение.
Прежде рядом с Олирой таких людей не встречалось. Ни здесь, в Туране, ни тем более раньше, дома.
Пожаловаться на свое окружение в Глоссе женщина не могла. Ее приняли неплохо: не было ревности со стороны придворных дам, никто не пытался указать чужачке ее место. Никаких оскорблений и маленького бунта, к которым она морально готовилась, Олира не получила. Благородные сарты держались прохладно, но вежливо, и за это наверняка стоило благодарить покойного короля, который держал свой двор в узде, не заводил любовниц из высшего сословия и не давал никому из женщин авансов.
Прислуга относилась к ней очень уважительно, а после того как новая королева понесла, исключительно тепло. Объяснялось это просто: первая жена Ерашия, трагически погибшая за год до появления во дворце новой королевы, за время брака так и не родила наследника. То есть не дала людям надежды на спокойное будущее.
Но все, решительно все вели себя с Олирой почтительно и немного отстраненно. И это казалось нормальным и привычным, потому что в Фоссе было почти так же. В маленькой и бедной стране королевское семейство тоже не очень-то шиковало, особенно учитывая, что у правящей четы имелось восемь дочерей и ни одного сына. Мать Олиры всегда повторяла, что гордость и достоинство настоящей принцессы стоят гораздо больше любых драгоценностей, что это броня и главное украшение. И отсутствие этих добродетелей куда хуже, чем необходимость самостоятельно чинить и перешивать свои платья.
Конечно, Олира сознавала, что это не столько принципиальная позиция, сколько утешение для девочек, у которых из богатств были собственная красота да это самое достоинство. Но все же немалое зерно истины в подобных утверждениях женщина находила и сейчас и потому совершенно не понимала своих нынешних сотрапезников. И нет-нет да и задумывалась о том, насколько на этих двоих можно положиться как на охрану. Не будут ли они так же безалаберны в ключевой, важный момент?
Впрочем, можно подумать, у Олиры был выбор…
Однако через полчаса, когда королева проведала сына и маги вернулись к рабочим вопросам, все оказалось не столь плачевно. Эти двое могли работать вместе и быть серьезными. Когда кончился поздний обед или ранний ужин, Тагренай сосредоточился на деле — и волшебным образом превратился в собранного надежного мужчину. Перестал подначивать перевертыша, а та, в свою очередь, внимательно выслушивала все объяснения и распоряжения, даже не думая протестовать. Словно не юная порывистая девушка, а вымуштрованный солдат. У нее даже взгляд переменился.
Сценарий был прост. Выйти на просторный балкон, построенный специально для этой цели и выдающийся из обращенного к Королевской площади фасада дворца, сказать несколько слов, с помощью жрицы Пряхи и артефакта в очередной раз подтвердить принадлежность сына к королевской фамилии.
Использовать сейчас двойника в лице Даршарай не рискнули, и вовсе не потому, что девушке требовалось время на подготовку, при необходимости та согласна была терпеть. Просто слишком много людей и слишком многие захотят вглядеться в нее попристальнее — и на площади, и среди стоящих на балконе. Обнаружься в такой момент подмена, и несдобровать всем, начиная с Тавьера.
Выступать перед людьми, стоять под открытым небом без видимой защиты Олире было страшно до дрожи в пальцах. Но что такое «долг», она знала с младенчества и понимала, что не имеет права на трусость. Это ведь действительно важно, чтобы горожане увидели свою надежду, успокоились, сохранили веру в короля и порядок. Не ради этого самого народа и чужой Олире страны, а ради ее собственного сына, который либо вырастет и примет корону, либо умрет. И именно сейчас каждый ее шаг определял его будущее.
А еще шевельнулись в душе неуверенность и надежда. Выходит, она все-таки нужна и так просто королеву не подменить?..
Пока Олира при помощи наконец-то допущенной в покои камеристки надевала траурное белое платье, в голубой гостиной собралась ее прежняя
