Тогда великий гнев и зависть охватили короля Бискаляра.
– За то, что ты меня посрамил, грозит тебе казнь от моей руки, – сказал он. – Но чтобы не говорили, будто я тебя подло пленил и, противу слова моего королевского, приказал волочить и четвертовать, дам я тебе три испытания. Ежели выйдешь из них в целости и сохранности, отпущу тебя на свободу подобру-поздорову. Но если испытаний тех не одолеешь, горе тебе, пришелец!
Ничего не сказал Креаций, стоял спокойно, а Бискаляр продолжил:
– И вот первое испытание: если ты, как похвалялся, все можешь сделать, то войди в мою подземную сокровищницу нынче ночью. А чтобы мог ты доказать, что добрался до самого ее сердца, скажу тебе: в ней – четыре уровня. И последний из них – бел как снег и пуст; одно лишь бриллиантовое пустое яйцо там стоит, а в нем – металлический шар. Завтра в полдень прибудь во дворец и яви его мне. Теперь же можешь идти.
Поклонился Креаций и вышел. А Бискаляр, жесткосердный, тем самым приготовил ему ловушку, ибо, даже если б конструктор сумел пробраться в сокровищницу, не смог бы он оттуда вынести металлический шар, поскольку был тот вырезан из чистого радия и страшнейшим излучением жег стены и мутил любой разум и за тысячу шагов.
Когда настала ночь, вышел Креаций из своей башни. Отправился ко дворцу и поодаль от цепочки стражи, что перекрикивалась со стен, сунул руку за пазуху, вынул маленькую шкатулку да положил на ладонь три искорки – и дохнул. Искорки те ярились белизной светло-жемчужной, объяли облаками охранников, и встал такой туман, что и в шаге ничего не было видать. Прошел Креаций меж стражей и спустился лестницей вниз, до самого зала, чей свод был из халцедона, стены из хризоберилла, а пол из изумрудов, отчего выглядел словно озеро промеж благородных скал; конструктор же узрел там дверь в сокровищницу, а перед нею черную членистоногую машину, а воздух над спиной ее выгибался, как над раскаленным стеклом.
– Скажи мне, – сказала машина, – что за место, где нет ни стен, ни запоров, ни решеток, но которого никто никогда не покинул и не покинет?
– Это место – Космос, – ответил конструктор.
Машина покачнулась на восьми ногах, да и пала на изумрудный пол с таким громом, словно кто обрезал часовые цепи, и противовесы их покатились по хрусталю. Креаций переступил ее, достал пурпурную искру и подошел к двери сокровищницы, сделанной из одного титанового блока. Выпустил он искру, что закружилась огненно и юркнула в замочную скважину. Через секунду высунулся оттуда белый зубец. Креаций взялся за него, потянул, да и вынул пучок не то побегов, не то струн, которые из искры развились. Взглянул на него и прочел весть, что была там заключена.
«Славный, должно быть, мастер служил Бискаляру, – подумал, – если уж сумел поставить на сокровищницу замок атомный».
Ибо сокровищница и в самом деле не имела другого ключа, как только из атомного облачка; следовало этот газовый ключ выдохнуть в скважину, причем атомы редчайших элементов, гафния, технеция, ниобия и циркония, проворачивали штифты в определенном порядке, чтобы гигантские запоры вышли из своих гнезд, подталкиваемые электрическим током. Вышел конструктор из темного преддверия сокровищницы, покинул город и стал собирать в горах планеты нужные для дела атомы.
– Вот есть у меня шестьдесят миллионов ниобиевых, – сказал он себе за час до рассвета, – вот есть миллиард и семь штук циркониевых, и вот сто шестнадцать гафниевых, но откуда взять мне технеций, если ни одного атома нет на этой планете?
Обратил конструктор взгляд к розовеющему небу, что обещало уже скорый восход солнца, и вдруг улыбнулся, поскольку понял, что атомы эти находятся на солнце. Хитрый Бискаляр спрятал ключ от своей сокровищницы на солнечной звезде! Креаций достал из поясной своей коробочки невидимую искру (была та из самого жесткого излучения) и выпустил ее из раскрытой ладони к белизне встающего солнца. Та зашипела коротко – и исчезла. Не прошло и пятнадцати минут, как задрожал воздух от атомов технеция, поскольку жар солнечный был еще в них, из самого солнца принесенных. Поймал их конструктор, как ловят жужжащее насекомое, закрыл вместе с другими в коробочке и отправился во дворец, поскольку время уже подгоняло.
Туман все еще поднимался, а потому стража не видела, как он бежал в подземелье и ключ газовый в замок задувал. Он же слышал, склонившись, как щелкают штифты, однако дверь даже не дрогнула.
– Неужто ошиблась искорка? Такое может головы мне стоить! – сказал Креаций и гневно ударил кулаком в дверь, и тогда последний атом технеция, с солнца принесенный, не до конца еще остывший и из-за того спутавший дорогу, провернул упрямый штифт, и дверь сокровищницы, что толщины была такой же, как и ширины, отворилась тихо.
Креаций вбежал внутрь, миновал комнату, зеленую от изумрудов, словно океан соленый, и вторую, синюю от сапфиров, словно в небо погруженную, и третью, что колола глаза радужными иглами, бриллиантовую, пока не встал он в зале, как снег, белом, и яйцо бриллиантовое увидел, но сила излучения тут же помутила его рассудок, и потому он присел и скорчился на пороге, только теперь поняв королевское коварство.
Рассыпал он тогда вслепую из коробочки искры серые и черные, словно ночь, а те развернулись в пушистую стену, окружив его, и так-то он пошел к бриллиантовому яйцу. Так же он и возвращался, словно тучей лохматой окруженный, неся радиевый шар; закрыл дверь в сокровищницу и отправился во дворец, поскольку городские куранты принялись уже отбивать двенадцать, и Бискаляр потирал руки при мысли, как станет он волочить магнитами конструктора-насмешника.
Но
