а на Западной Руси слоя славянских горожан еще не было. Знать продолжала нуждаться в евреях, влиятельных врагов не появилось. Так сказать, Западная Русь еще не доросла до антисемитизма.
Но может быть и другое объяснение: может быть, Западная Русь просто хорошо знала евреев, умела включать их в свое общество и потому относилась к ним лояльнее? Вскоре мы найдем много фактов в пользу этого предположения.
Выводы
1. После нашествия татар русские евреи никуда не исчезли, они продолжали жить на русских землях, вошедших в Великое княжество Литовское и Русское.
Мы видим, что в XIV–XV веках эти евреи становятся откупщиками — то есть посредниками между, непосредственными производителями товаров и плательщиками налогов и властями. То есть осваивают ту социальную нишу, которую всегда приписывают польским евреям.
2. По традиции это еврейство Западной Руси — Великого княжества Литовского и Русского — принято считать крайним восточным ответвлением европейского, переселенцами из Германии, а затем из Польши.
В действительности для такого предположения нет никаких оснований. Такое предположение делается только потому, что уже давно сложился такой стереотип, и ученые никак не могут выйти за его пределы.
Скорее наоборот: можно предположить, что русские евреи перемещаются на запад и формируют польское еврейство.
3. Западная Русь очень толерантна к евреям и сохраняет традицию спокойного к ним отношения даже тогда, когда в Польше начинаются антисемитские выступления.
Глава 5
Еврейская Речь Посполитая
«Ну и страна! — подумал Штирлиц. — Кругом одни жиды».
Нет никакого сомнения — какое-то количество евреев проникало в Польшу и с Запада, из Германии. Именно к ним обращены призывы Болеслава Благочестивого, именно им дана грамота, дарующая привилегии на всей территории Польши. Грамота Болеслава Благочестивого от 1264 года почти полностью воспроизводит другой документ: жалованную грамоту, данную герцогом Фридрихом, евреям Бены. Грамота дарует право автономного судопроизводства для евреев, устанавливает неприкосновенность личности и имущества, дарует свободу передвижения и грозит наказаниями тем, кто будет евреев притеснять. Среди прочего, в документе есть и такие слова:
«В соответствии с эдиктами папы мы запрещаем со всей строгостью на будущее обвинять еврея, проживающего в нашем государстве, в том, что он якобы использовал человеческую кровь, поскольку все евреи по своей вере избегают использовать кровь вообще».
Впрочем, известны монеты польских королей XII и начала XIII веков с надписями на иврите типа «равви Абрам, сын Исаака» или «Мешко, король польский». Считается, что чеканщиками монеты тоже были еврейские выходцы из Германии.

Во всяком случае, в XIII веке евреев в Польше уже много, их положение в обществе и занятия нуждаются в законодательной базе. Часть законодательства дается грамотой Болеслава, дополняют его положения церковного собора 1267 года во Вроцлаве. Собор постановил, что евреи должны жить отдельно от христиан, в особой части города. В каждом городе полагалось иметь только один такой квартал и в нем — только одну синагогу. На одежде евреи должны были носить особые отличительные знаки, им запрещалось нанимать христианских слуг, а христианам запрещалось служить у евреев и покупать у них съестное.
Некоторые положения вроцлавского собора просто восхитительно патриархальны. Отмечается, например, что поляков надо особенно тщательно оберегать от ужасов контакта с евреями. Потому что поляки ведь: «юный росток на христианской почве». Выражено почти поэтически, стиль чуть ли не трогательной любовной баллады про какой-нибудь «юный росток». Но поползновение-то дичайшее, вполне в духе Латеранского собора: держать и не пущать.
Позже, в конце XIII века, эти положения подтверждают еще два церковных собора. И, что характерно, никто и никогда эти постановления не отменял. На каком-то этапе они теряют силу de fakto, но не de jure. Польский костел никогда не отказывался от положений Вроцлавского собора. То есть он их, конечно, не соблюдает сегодня и не соблюдал уже очень давно, но официально эти ограничения не отменены.
В 1364 году Казимир III распространил привилегии Болеслава, данные для Малой Польши на все расширявшееся Польское государство. Традиция относит это за счет того, что король был увлечен некой еврейкой, Эcтеркой, и сделал ее своей любовницей. Если верить портретам, которых нарисовано немало, королю очень повезло: красивая женщина с ласковыми, добрыми глазами, чувственными полными губами и, конечно же, с умопомрачительной грудью, которой позавидует любая американская кинозвезда.
…Упаси вас Бог поверить этим картинам, дорогие мои читатели! Потому что рисовали их в XVIII–XIX веках, на волне романтического отношения ко всему польскому прошлому. А в XIV веке ни одного портрета Эстерки нарисовано не было, и ее внешность каждый художник изображал по собственному вкусу… И по своим представлениям о том, как должна выглядеть любимая женщина его короля.
То есть роман с еврейкой Эстеркой, дочерью портного из Опочно, у короля был, это факт. Король поселил ее в своем дворце около Кракова, и у них родилось несколько детей. Дочерей Эстерка воспитывала в иудаизме, а сыновья Пелко и Немир были крещены и стали родоначальниками нескольких дворянских польских родов. Судьба самой Эстерки, кстати, трагична — после смерти Казимира ее убили при гонениях на евреев, начатых преемником Казимира, Людовиком Венгерским. Длились гонения недолго, но Эстерку все- таки убить успели.
Но я не уверен, что только личной жизнью короля объясняется склонность Казимира Великого к евреям. Дело в том, что в те времена было очень мало поляков-горожан. Христианское европейское государство, Польша остро нуждалась в третьем сословии — в ремесленниках и купцах. Приходилось мириться с тем, что города в Польше были в основном немецкими. Немцы переселялись на восток вполне мирно, становились по крайней мере относительно лояльными подданными польской короны. Но все же до 80 % ремесленников в начале XIV века были немцами. Даже королевский город Краков, столица Королевства Польского, состоял фактически из двух расположенных рядом городов: королевского замка Вавель, вокруг серой каменной громады которого лепились деревянные избы мужиков, и каменного немецкого города с ратушей, площадью Рынок, с часами на башне (привет мистеру Даймонту!), вечевым колоколом… Все, как полагается!
Но город-то был немецкий, вот в чем дело. И немцы, хоть и были лояльны к Казимиру III Великому, все же старались платить ему денег поменьше. А поскольку они были монополистами, и, кроме них, некому было ковать мечи и латы для рыцарей, ввозить и вывозить товары из страны, они несколько злоупотребляли своим положением. В какой степени злоупотребляли — сказать трудно, но, во всяком случае, дело было. Немецкий город жил по своим законам, по-своему судил и рядил своих граждан, хоть они и были подданными польского короля. До сих пор в Кракове сохранился музей средневековых пыточных инструментов. И известен случай, когда суд немецкого города приговорил своего гражданина к ослеплению