— Прав, конечно, — притворно насупилась Алексис, отделившись от стены и подходя к Колуму. — Вот только разве может мужчина его склада ума знать, сколько на самом деле требуется женщине денег, чтобы вести хозяйство.
— Вы хотите научить местных девочек подобному? — нахмурился отец Колум.
— Нет, что вы! — со смехом воскликнула Алексис. — Я лишь хочу рассказать им, что они могут узнать немного больше, чем хочется их родителям.
— Знаете, — Колум наконец приладил доску к вбитым гвоздям и теперь отошёл в сторону, слегка прищурившись и оглядывая свои труды, — я бы на вашем месте не рисковал смущать умы местных мисс.
— Вы излишне суровы! — покачала головой Алексис, но продолжать спор не стала. Она уже успела понять, что на Юге к женскому образованию относились гораздо проще, чем в остальных штатах. Что не уставало удивлять, особенно после стольких разговоров о свободе от аболиционистов, которые Алексис слышала в гостиной янки, у которого работала после войны.
— Само то, что дети будут ходить в школу, — победа. Стоит порадоваться ей и не пытаться перешагнуть через голову.
— Не верится, что занятия наконец начнутся, — сказала Алексис спустя час, когда все столы и лавки заняли свои места, и помещение наконец приобрело вид класса. — Я иногда забываю цель своего приезда.
— Думаю, скоро вы будете мечтать о каникулах, — улыбнулся Колум. Они сидели на крыльце, пили кофе, сваренный на небольшой печке, и смотрели на Пайкс-Пик. Сейчас вершина горы горела всеми оттенками красного и розового, принимая вечерние солнечные ванны.
— А вы ходили в школу, преподобный?
— Нет, нас обучал местный священник, — сказал Колум. — Чтению, письму, математике. И, конечно, было много разговоров о религии. Очень много, — протянул он, улыбнувшись. — Киллиан любил слушать истории о Боге и Христе.
— А вы? — Алексис склонила голову, разглядывая его профиль. — Вы с самого начала знали, что будете священником?
— Конечно, — ровно кивнул Колум. — Я продолжил путь преподобного отца Барры. Он был прекрасным проповедником.
— Уверена, вы не хуже.
Они замолчали. Здесь, на заднем дворе, было тихо. Слышно было, как скрипят колёса ветряного насоса, стоявшего неподалёку, да в кустах впереди щебетала птичья мелюзга, укладываясь спать.
— Здесь очень красиво, — задумчиво проговорила Алексис. — Но не так, как дома.
— Скучаете? — сочувственно посмотрел Колум. Алексис кивнула. Конечно, она скучала. По густым лесам и влажному воздуху, по запаху воды и мягким склонам предгорий, покрытых зеленью. Тяжело вздохнув, Алексис повернулась к Колуму.
— А вы? Вы ведь из Ирландии, какая природа там?
— Другая, — в свою очередь вздохнул Колум. — Бескрайние пустоши, бурные горные реки, скалы и холодное море… Суровый край. И прекрасный.
— Да уж, забросило нас, — невесело ухмыльнулась Алексис, поднимаясь и отряхивая подол платья. — Пора собираться, завтра первый учебный день. Хотелось бы выспаться. Если получится, потому что от волнения я наверняка не смогу сомкнуть глаз.
— Уверен, у вас всё получится. — Колум поднялся следом. — А от волнения заварите ромашку с мятой.
Этот совет помогал всю неделю, без мяты и тысячелистника Алексис едва ли смогла бы спокойно сидеть в классе и находиться среди громких весёлых детей, радовавшихся всему подряд: началу занятий, солнцу и тому, что можно встречаться с друзьями каждый день. Август подходил к концу, но детей не огорчало, что занятия начались раньше положенного. Поэтому в вечер пятницы Алексис с удовольствием забралась в кровать, радуясь, что поутру не надо будет ехать в школу. Потушила свет, оставив одну свечу на тумбочке, и теперь наблюдала, как дымится отвар. Глаза постепенно слипались, и Алексис хотела было отставить кружку и тушить свет, когда на заднем дворе послышался шум. Сон моментально пропал. Алексис выпрямилась и осторожно взяла в руки винтовку. Прикосновение холодного металла придало уверенности, хотя снаружи снова стало тихо.
— Это еноты, — вслух произнесла Алексис, успокаивая себя. — Просто парочка енотов забралась в амбар. Завтра придётся собирать разбросанное сено и…
Шум повторился, заставив подпрыгнуть на кровати. Решительно поднявшись, Алексис накинула на плечи шаль, нырнула в туфли и, проверив ружьё, зажгла лампу.
Во дворе было темно и тихо. На земле лежали резкие чёрные тени, лёгкий ветерок шуршал листвой. Крепче обхватив ружьё, сжимая в другой руке лампу, Алексис пошла к амбару, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. Она ступала почти бесшумно, подбираясь к распахнутой двери. У входа пришлось остановиться — от волнения и страха подкашивались ноги. А вдруг это медведь? Или… индеец? Даже представлять подобное было страшно, поэтому, выдохнув, Алексис подняла было лампу, когда до её слуха долетело отчётливое ругательство.
— Не двигайтесь, я буду стрелять! — крикнула Алексис в темноту, ставя лампу под ноги и поднимая винтовку. — Выходите немедленно! Я не шучу, я выстрелю!
— Не стреляйте, — раздался хриплый, надтреснутый голос. Опустив винтовку, Алексис подняла лампу и шагнула внутрь, вытягивая шею и пытаясь разглядеть пришельца.
— Матерь Божия! — вырвалось у неё, когда это наконец удалось. Киллиан лежал на полу, прислонившись к столбу, подпиравшему крышу, и тяжело дышал. Света лампы было недостаточно, чтобы разглядеть всё как следует, но окровавленные руки и пятно, расплывающееся на груди, сразу бросалось в глаза.
____________
*Псалом 22: 1:4. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня.
========== Глава 8 ==========
Киллиан дышал тяжело и часто, и в пляшущем свете керосиновой лампы его лицо, покрытое бисеринками пота, казалось бледным, почти серым. Алексис, повесив лампу на крюк над его головой, опустилась на колени, боясь дотронуться до окровавленной груди. С каждым вздохом рубашка сильнее пропитывалась кровью.
— Вы сможете дойти до дома? — Алексис, взяв себя в руки, смотрела строго и серьёзно. Два года в госпитале не прошли даром — она знала, что делать.
— Я останусь здесь, — просипел Киллиан. — Не хочу испачкать чистые полы.
— Не говорите ерунды! — возмутилась Алексис. — Я не оставлю вас истекать кровью в амбаре! Поднимайтесь!
— Оставьте меня в покое! — Киллиан смотрел на неё с неприязнью, и Алексис уже собиралась ответить колкостью, когда поняла — ему больно. Очень больно и, наверное, страшно, но он ни за что этого не покажет.
— Я помогу. — Она смотрела серьёзно, прямо в почерневшие глаза. Киллиан слабо кивнул, сделал попытку приподняться, и тут же рухнул, зашипев сквозь зубы.
— Соберитесь. — Алексис надеялась, что голос её не дрожит. Запах крови, неровный свет, сдавленные стоны — слишком уж всё это напоминало госпиталь и то, что хотелось забыть. Чужую боль, чужие страдания, чужую смерть.
— Упрямая женщина! — процедил Киллиан. Дыхание стало прерывистым, он закатил глаза, слегка приоткрыв рот. Подождав пока успокоится, Алексис оперлась на колено, обхватила Киллиана за спину, закидывая руку себе на плечо, и начала подниматься. Зашипев, он попытался встать, хватаясь за её
