— Аллергии на чай, кстати, у вас нет? — весьма своевременно спросил он.
— Нет. У меня аллергия только на какао-бобы.
Воронцов поставил одну кружку перед Кирой, а вторую — рядом. И придвинул себе второй гостевой стул, чем совершенно дезориентировал девушку. Что у них сегодня за мода такая?
— А можно… клычки припрятать? — поинтересовалась Новикова, взглядом указав на распахнутый ворот. — Отвлекает немного.
— Немного? — Мишель хитро улыбнулся.
— Чай мимо рта не пронесу. Но в целом как-то неловко. Если вам не трудно.
Интересно, если бы она сейчас сидела с декольте до пояса, ему бы комфортно было? Кире там, правда, щеголять было нечем. Так и Мишель — не Шварценеггер. И вид его обнаженного торса вызвал смутное чувство несоответствия. Будто она нечаянно забрела в мужскую раздевалку.
Воронцов послушно застегнулся.
— Спасибо, — поблагодарила девушка. — И за чай тоже. Поможете подобрать правильные иллюстрации к разделам? Текст я накидала. Но я не специалист по SEO, поэтому не уверена, что это то, что нужно.
— Сайт уже достаточно раскручен. Его не нужно выводить в топ с последних страниц. Нужно просто актуализировать информацию.
И Мишель открыл с нижней панели архив, который Кира сбросила в воскресенье.
В первый момент Новикову разобрало зло. Черт подери, он даже не потрудился открыть то, на что она убила целую субботу! Но следом пришло понимание: где она, со своими проблемами, и где он — арт-директор и просто Аполлон. Ей просто нечеловечески повезло с этим свиданием, на которое Мишель так намарафетился. Потребовалось ему часок скоротать — вот и вытащил к себе Киру. А не потребовалось бы, так бы про нее и не вспомнил. Ведь кто крайний остается, что работа не выполнена? Разве начальники бывают виноватыми? Нет. От слова «ни-ког-да». Так что низко кланяемся, широко улыбаемся и глубоко лижем за барскую щедрость.
— Ну, с проектами, которые выходят на презентацию, всё ясно, — быстро пролистал Мишель раздел с акциями.
— А другие фотографии по ним можно посмотреть? — вежливо попросила Новикова, широко улыбаясь. Потому что с «глубоко лижем» пока не складывалось.
— Чем вам имеющиеся не угодили? — чуть напрягся арт-директор.
— Давайте, вы тогда сами выберете, что вам больше понравится. Мне сложно определиться, — дипломатично ответила Кира.
Воронцов расслабился и растекся в кресле. Всё-таки, насколько они здесь удобнее, чем те, что у КиберКота стоят! Мишель двойным кликом открыл папочку и запустил просмотр по первому типовому предложению.
— Это явная фигня, — прокомментировал он первую фотку.
— Это тоже не очень, композиция подкачала, — про вторую.
— Здесь бы чуть под другим углом снять, — про третью.
К восьмой, последней, фотографии, он запустил руки в волосы, превращая тщательный художественный беспорядок в искренний бардак, и повернулся к Кире.
— Я не понял, что за криворукие пи… — он кашлянул в кулак, — фотографы это снимали? — спросил Мишель таким тоном, будто она и была тем самым «Криворуким Пи».
Новикова пожала плечами.
— На слайдах их по нескольку, поэтому не так в глаза бросается, — утешила она арт-директора. — А вот на сайте они по одной будут открываться.
Но, заметив, как тот расстроился, добавила:
— Ну, всё не настолько плохо. Точнее, всёе совсем неплохо. Просто… неидеально, — подобрала она подходящее слово.
Воронцов усмехнулся:
— «Неидеально». Да вам в дипломаты, матушка, идти нужно было. По всем проектам так?
Кира на пальцах изобразила «более-менее». И чтобы сомнений совсем не осталось, дополнила жест кривой физиономией.
— Мдэ, — скривился арт-директор в ответ. — Фотографа кастрировать, чтобы не портил светлое будущее человечество своими генами. Девок моих косоглазых завтра выпороть. А мы тут попробуем пошаманить…
И стал шаманить. А Кира на это смотрела. Восхищенно смотрела. Словно булгаковская ночь, любимая работа превращала Мишеля в другого человека. Или не человека? Демона-пажа, подставлявшего когда-то лицо лунному свету. Без выпендрежа и «рисовки» арт-директор казался моложе и тоньше. Черты лица словно заострились. Прическа давно перестала быть прической и превратилась в воронье гнездо. Зато всё это вместе взятое: подвернутые рукава, острый взгляд, «воронье гнездо», едкие замечания от Внутреннего Критика, тонкие пальцы, щелкающие мышкой — всё это, похоже, и было настоящим Михаилом Воронцовым. Иногда Кире казалось, что арт-директор про нее забывал, настолько тот погружался в процесс. Но нет. В самый неподходящий момент он спрашивал Кириного мнения. Иногда с ним соглашался, чаще спорил или просто бурчал. Возможно, это бурчание и пробудило солидарные звуки в животе Киры.
— Ты голодна? — словно очнувшись, спросил Мишель.
— Ну-у…
— Ясно. Никуда не уходить, сейчас накрошу бутерброды и вернусь, — велел арт-директор приказным тоном. Кира даже не предполагала в гламурном блондине таких доминантных наклонностей.
— А пописать? — осторожно спросила она.
— Пописать можно, — разрешил Воронцов. — Но чтобы к моему приходу сидела на своем месте.
Черт те что, а не работа, думала Новикова, возвращаясь из «дамской комнаты». Но очень любопытное «черт те что».
— Мишель, а почему ты не вешаешь здесь свои картины? — спросила Кира. За работой они незаметно перешли на «ты», и это казалось совершенно естественным.
— А с чего ты взяла, что это не мои картины? — с хитрым прищуром поинтересовался Воронцов.
— Я знаю, кто автор. Это Ирина Рогова.
— Ба! Да ты у нас знаток живописи?! — с каким-то преувеличенным восторгом воскликнул арт-директор.
— Вовсе нет, — обиделась Новикова. — Я же в школе работала. А там нас с классом обязывали на всякие выставки местные ходить. Там я с ее работами и познакомилась. У меня, между прочим, тоже дома такая картина висит. Только одна. «Утро весны» называется.
— А еще? — спросил Мишель.
— Всё.
Уже выговорив это простое «всё», Кира сообразила, что, наверное, Мишель намекает на свой портрет. В смысле, на портрет, который он нарисовал. Но Воронцов, если и обиделся, то очень правдоподобно не подал вида. Он задал вопрос:
— Любишь акварель?
— Не знаю. Просто понравилось. Там цвета такие… радостные. Свежие. Вообще, — вдруг для себя осознала Кира, — акварель — это самая честная техника, по сути. Карандаш можно стереть, масло закрасить поверх. И только акварель как получилась, так получилась.
— Любишь честность? — пристально глядя ей в глаза, спросил Мишель.
Новикова кивнула:
— А кто ее не любит?
Воронцов помолчал, дожевывая бутерброд, и вдруг протянул:
— Слу-ушай! У Роговой же на следующей неделе выставка открывается. Хочешь сходить? Ну, там, автографы, музыка, богема…
— Я бы с удовольствием, — призналась Кира, которая на таких мероприятиях никогда не была. Не то, чтобы она об этом мечтала. Но ведь интересно, наверное. — Только у меня надеть нечего. В смысле, нарядного.
— Тю! Это же богема. Можно прийти хоть в застиранной робе и тапочках. Главное, сделать вид, что это копец, как концептуально, — рассмеялся арт-директор. — Соглашайся! Я бы один не пошел, честно говорю. А с тобой — пожалуй, даже готов взбодрить это болотце…
Мысль была заманчива, но тут взгляд Киры уткнулся в нижний правый угол монитора, где
