– Получи, гад! – выкрикнул возница и шарахнул меня этой импровизированной дубиной.
Руки мгновенно онемели, удар смог парировать, но меня ощутимо повело, удар силу хоть и погасил, но он прошел в голову. Расчет, что у меня имеется несколько секунд передышки, не оправдался. Думал, что вознице придется гасить размах дубины (на это сила нужна немалая!), но у мужика в роду не иначе медведь затесался. Столб забора почти без отскока сразу же шмякнулся о мой бок, ребра явно затрещали. Я на резко подкосившихся ногах рухнул на колени и стал заваливаться. В этот момент мне на голову обрушился сокрушительный удар, – уже обливаясь кровью, через десяток секунд я услышал:
– Петр, ты его к праотцам-то не отправил? – поинтересовался возница.
– И хрен с этим гнидой! Никто плакать не станет, – сплюнул на землю рядом со мной распутинец.
Слюна-то в крови, отметил я про себя, порадовавшись кружащейся головой, что сумел достойно связанными руками помахать.
– Если ты его убил, то сам не жилец, – прошипел британец и попинал меня ногой.
Помимо воли из себя выдал пару стонов: этот британский козел меня по больным ребрам ногой пинал.
– Жив! – произнес Петр.
– Господин, чего с ним делать? – поинтересовался возница.
– В подвал тащите, – распорядился британец.
– Слышь, гнида на теле трудового народа, – склонился надо мной Петр и по печени кулаком заехал, – мы с тобой еще поговорим. Зря ты тут кони не двинул, пожалеешь теперь.
– Петр, не шибко его лупась, а то англичанин рассвирепеет, – шепнул подельнику возница.
– Он к Ваську подошел, – оскалился тот, нанося мне по ребрам еще два сокрушительных удара, – не видит.
Сука, похоже, все же ребро одно, а то и два, сломал – боль затмила разум мгновенно, и на некоторое время я выпал из происходящего.
Очнулся в полутемном подвале привязанным к столбу, и лишь тусклый свет из оконца под потолком озарял мою камеру. Н-да, иначе и не скажешь, это действительно камера, оборудованная для несчастных узников. Грубо сколоченные нары напротив у стены, рядом с массивной на вид дверью стол с табуретом. Кстати, тут устроена допросная, на столе стояла пепельница, писчие принадлежности и подсвечник с двумя свечками. Эх, хорош подсвечник, массивный, такой бы на темечко с размаху врагу опустить, и никакой врач не поможет. Ребра ныли, кожа на руках ободрана, правый глаз видел плохо. Блин, вот и прогулялся за патентом. И где же, интересно, люди ротмистра, которые должны за мной присматривать и охранять? Почему Ларионов одного человека у больницы оставил? Нас с профессором двое, и один никак уследить не сможет, да и толку-то с него! Так, надеяться не на кого, а сам я ничего сделать не в состоянии. Покрутил руками, веревка еще больнее в запястья врезалась, да и мышцы рук потянуты, вишу тут не менее получаса, судя по ощущениям: если больше, то вряд ли еще пальцы слушались бы.
Дверь со скрипом отворилась, свет ударил по глазам, и пришлось зажмуриться, а потом меня окатили ледяной водой.
– Очухался? – поинтересовался Петр, отвесив мне пару пощечин.
– Сука! – плюнул в его сторону.
Отбросив ведро, которое с оглушительным звоном и дребезжанием ударилось о стену и отскочило на пол, Петр несколько раз меня от души ударил в живот. Ну такой поворот событий я предвидел, пресс напряг, но второй удар все же причинил неудобства – сумел он пробить мышцы живота. Гм, необходимо усилить тренировки по физподготовке, а то последнее время я их за круговоротом дел подзабросил. Однако сперва еще нужно из лап этих сволочей выбраться. Что-то сомневаюсь, что, получи от меня сведения по антибиотику, британец успокоится и отпустит с миром.
– Господин Джонс, этот в себя пришел! – прокричал Петр в сторону открытой двери.
Примерно через минуту в камеру вошел Гарри, покрутил головой и, поморщившись, велел:
– Кресло притащи, а Ивана от столба отвяжи, такого тебе не приказывал.
– Он опасен, – буркнул Петр, но спорить не стал.
Распутинец вытащил из-за голенища нож и, подойдя ко мне, срезал веревку, которая удерживала мои руки. На ногах я сумел устоять, но понимал, что сопротивление оказывать сейчас нельзя. Хрена с два чего-нибудь смогу, пока немного не восстановлюсь. Да и рук этот гад мне не освободил.
– Иван, ты не стесняйся, присаживайся, – кивнул британец в сторону нар. – Разговор не так планировал, но в этом твоя вина.
Дернув головой, я решил, что отдых нужен, и не стал кочевряжиться и показывать гордыню – прошел несколько шагов, качаясь от головокружения, и сел на ложе арестанта. Голову кружило, были позывы к рвоте – явное сотрясение мозга получил. С другой стороны, еще легко отделался, если прикинуть, что дальше произойдет.
– Глупо, – хрипло выдохнул.
– Ты это о чем? – поинтересовался Гарри, крутя в руках револьвер.
– А почему наган, а не английский пистолет или немецкий? – поинтересовался я у британца.
Появился Петр, кряхтя и матюгаясь, притащил кресло и установил его за столом.
– Свободен, наверху подожди, – распорядился Гарри, махнув Петру на выход.
– Могу подсобить, если разговаривать откажется, – шмыгнул носом Петр, подойдя к двери и не спеша покидать камеру.
– Иди наверх, – сквозь зубы процедил британец.
– Как скажете, – хмыкнул боевик и, осторожно прикрыв за собой дверь, удалился.
Мы с Гарри некоторое время смотрели друг другу в глаза, британец сделал вид, что ему нужна бумага с ручкой, и взгляд отвел. Победа, пусть и мелкая, обрадовала.
– Ты спросил про оружие, – медленно произнес Гарри. – Нет, любви к револьверу у меня и в помине нет, не по нраву. Однако в кое-каких моментах он превосходит известные аналоги, а если кто-то увидит, это не вызовет подозрений и лишних вопросов. Такой ответ устроит?
– Без проблем, – ответил я и, прикрыв глаза, чувствуя, как пробегает кровь по кистям рук, поинтересовался: – Неужели потребовались подобные радикальные меры? Риск с твоей стороны велик, а отдача неизвестна. Не факт, что формулу и технологию на память знаю, а уж что ее выдам, так и вовсе подобного ожидать глупо. А вы же меня в этом подвале и закопаете.
– Иван, ты не прав, после получения знаний мне нет смысла
