— Не каркай! — оборвал его Карамышев. — Карабин не стукнул? — спросил он у Щукина.
— Нет, я его над головой держал, когда летел. Ногу только зашиб.
— Сильно?
— Ничего, пройдет… Разомнется.
Сержант построил солдат и скомандовал:
— Отделение, шагом марш!
Вася шел прихрамывая. Но, когда приблизились к месту состязаний, он подтянулся и почти перестал хромать.
На стрельбище было полным-полно народу: зрители полулежали, сидели, стояли, шумно разговаривали, курили. Духовой оркестр время от времени играл марш или вальс.
К отделению Терехова подошли командир роты майор Долгов и старшина Звягин.
— Как настроение? — спросил командир.
— Хорошее, — вразнобой ответили солдаты.
— Ну и отлично, — сказал майор. — Пойдем, старшина, на свои места, пусть их отдохнут, сосредоточатся.
— Смотрите у меня! — с напускной строгостью погрозил пальцем старшина и ушел с майором.
Команды участников держались особняком. Стрелки проверяли карабины, вполголоса разговаривали между собой и посматривали на ограниченное флажками место состязаний. Дальше, за двумя линиями флажков, у подножия «Бараньей головы», чернел бруствер траншеи, оттуда должны были показывать мишени. Там уже копошились солдаты-показчики; они то вылезали из траншеи, то исчезали в ней. Командиров отделений вызывали к судейскому столику для жеребьевки.
Вернувшись оттуда, Терехов сказал:
— Мы в последней паре, с командой сержанта Семина.
Это и есть самый опасный конкурент — стрелки четвертой роты: на зимних состязаниях они завоевали кубок. Солдаты молчат — о чем тут говорить, все ясно.
Начинается состязание. Над стрельбищем гремят выстрелы. Солнце поднимается все выше, греет все сильнее. Бегать со скатками жарко.
— На солдата погодой не угодишь, — говорит Терехов, — то холодно, то жарко.
— Это точно, — подтверждает Снытко, вытирая красную шею, — только по холодку бегать способнее.
Отделение еще не вступало в состязание, но все уже вспотели, раскраснелись, только Бекмурадов сух и свеж, будто и нет над ним палящего солнца. Он сидит на корточках, проверяет прицел и посматривает на товарищей горячими веселыми глазами.
Солдаты внимательно следят за стрельбой, обмениваются мнениями, замирают, слушая, когда от судейского столика объявляют время победивших команд. Время у всех очень неплохое, но это не пугает Терехова: его солдаты на тренировках давали высокий результат, и есть все основания полагать, что у них время будет лучше. Вот только отделение Семина… А впрочем, что гадать заранее — стрельба покажет.
Карамышев ищет глазами Щукина. Обычно он разговаривает больше и громче всех. А сейчас его что-то не видно и не слышно.
Вася Щукин сидит в сторонке на траве, опершись на руки, вытянув и широко раскинув ноги. Физиономия у него довольно кислая.
— Ты чего вдруг приуныл? — обращается к нему Карамышев.
— Я? Нет, что ты! — оправдывается Вася. Но в тоне его нет обычного петушиного задора.
«Странно, — думает Павел, — не похоже на Васю». Но размышлять над этим вопросом некогда: отделение вызывают на исходное положение.
Стрелки занимают свои места. Щукин стоит на левом фланге, неловко, словно петух на морозе, поджимая правую ногу. Бекмурадов пригнулся; он — как сжатая пружина. Зимин и Снытко стоят спокойно, чуть подавшись вперед. Лева нервничает и переступает с ноги на ногу. Павел ему что-то тихо говорит.
Терехов видит всех своих стрелков и каждого подбадривает взглядом.
Последние секунды тянутся особенно медленно. Наконец сигнал.
Изо всех сил бегут стрелки на огневой рубеж. Впереди — Бекмурадов; он делает громадные шаги, низко пригибается и раньше других опускается на землю. Опускается, пожалуй, не то слово. Он стремительно, камнем падает и, падая, быстро изготовляется.
А Вася Щукин в это время еще бежит, припадая на правую ногу. Вдруг она у него подламывается, и Вася, не добежав до огневого рубежа, летит на землю.
Бекмурадов делает первый выстрел — одна мишень исчезает. Следующий его выстрел уже сливается с выстрелами Терехова и одного из солдат четвертой роты. Еще три мишени падают. Вася Щукин в это мгновение поднимается и опять бежит к огневому рубежу. Он ложится на свое место и стреляет вместе со всеми. Гремит залп, падают мишени. Две последние исчезли почти одновременно, но одна из них все-таки упала на секунду раньше.
Команды вернулись на исходное положение. И еще не объявили результатов стрельбы, а у солдат уже стало проходить то напряженное состояние, какое бывает у каждого спортсмена во время состязаний. Они почувствовали усталость — не только сегодняшнюю, но многодневную, накопленную за все время тренировок. Бекмурадов одной рукой так сжимал карабин, что пальцы побелели, а другая, свободная, висела, как плеть. Зимин весь обмяк и даже глаза прикрыл. Лева неестественно высоко держал голову: видно, ему очень хотелось уронить ее на грудь…
Раньше чем судьи объявили победителя, к Терехову подбежал старшина Звягин и поздравил его.
— Молодцы, выиграли! — сказал он.
Солдаты стряхнули усталость, потянувшись к старшине. В это время главный судья в рупор сказал, что кубок завоевало отделение сержанта Терехова, и назвал время.
После первых взаимных поздравлений Карамышев сказал:
— А время на тренировках у нас было получше.
— Щукин подвел, — заметил Снытко, — если бы он не упал…
И тут только хватились: а где же Щукин? Осмотрелись и увидели, что он сидит поодаль и тупо смотрит в землю.
— Во, бачили? — возмутился Снытко. — Из-за него чуть первое место не прохлопали, а ему байдуже, сидит себе…
И Карамышев в эту минуту нехорошо подумал о Щукине: «Вот, хвастал, хвастал, языком болтал, а на деле — пшик. И всегда у него так…»
— Чего ты уселся там? — недовольно крикнул он Щукину. — Иди сюда!
Вася поднял голову.
— А ему подходить к нам совестно, — громко сказал Зимин.
— Щукин, идите сюда! — приказал Терехов.
Опираясь на карабин, Вася поднялся и, сильно хромая, медленно направился к товарищам.
— Ишь прикидывается! — жестко произнес Снытко.
— Ну, ну, веселей, Вася! — иронически подбодрил Карамышев.
Щукин подошел и снова опустился на землю.
— Нога у меня, ребята, — не поднимая глаз, сказал он мрачно.
— У каждого есть нога, — перебил Зимин, — даже две.
Вася укоризненно посмотрел на него, вздохнул и добавил прежним тоном:
— Когда упал — там, с лестницы, — повредил ее, наверное… И совсем не мог бежать…
— А ну, что у вас с ногой? — нагнулся к нему Терехов.
Он взялся за сапог, но Щукин, округлив глаза, сказал строго:
— Ой, товарищ сержант… — И,
