— Лучше таруша какого-нибудь излечи, — взмолился Ана-Са из темноты, — их много раненых.
Я молчала и лежала, не чувствуя в себе сил даже попытаться отползти, когда черноглазый хмырь вернулся ко мне с какой-то деревянной баночкой. Сил хватило только на протестующее мычание, когда он задрал рубашку, чтобы осмотреть бок.
— Сэнар-Са, — позвал раненый, пока меня осторожно обмазывали прохладной мазью, почему-то тонко пахнущей сырой землей, — зачем она тебе? Мы не можем ее даже допросить.
— Я не знаю, — просто признался Сэнар-Са, размазывая свой «очень ценный продукт» по моему боку, — но если мы хотим завоевать эти земли, нам нужно научиться понимать их жителей.
— Глупости, — фыркнул Ана-Са, которого я уже подумывала про себя звать просто Ана. Создавалось впечатление, что все эти «-са» не часть имени, а что-то другое. Титул какой-нибудь, быть может, ранг, или просто вежливое обращение, — мы уже однажды захватили эти земли.
— Это было слишком давно, — Сэнар поднялся, возвращая меня в темноту. Светлячок, горевший над худым плечом, пока он обрабатывал мою рану, уплыл вместе со своим хозяином, — сейчас же мы не можем пройти дальше первого круга.
— Если бы проход был открыт дольше, — проворчал Ана, — мы бы смогли провести больше воинов.
Сэнар ничего на это не ответил, и разговор завял сам собой. Лежа в темноте, на голой земле, привязанная к дереву, я недолго прислушивалась к себе, пытаясь понять, куда ушла боль и не убьет ли меня непонятная мазь. Если верить ощущениям, все было очень хорошо, даже голова стала меньше болеть.
Но на этом все хорошее закончилось. Дальше было только плохое.
Начиная от подъема на рассвете, когда еще даже солнце не совсем встало, а так, робко привстало, размышляя, стоит ли подниматься, или можно еще отдохнуть, и заканчивая неудобным местом впереди Сэнар на тощей шее его оленя.
Рана закрылась и почти не болела, что было удивительно и очень приятно, но мигрень за несколько часов короткого тревожного сна не прошла, и каждый шаг рогатого скакуна отдавался тупой болью в затылке.
Оборотни нас уже ждали, об этом свидетельствовали стрелы, пущенные сразу же, стоило только чудищам подойти достаточно близко. Две стрелы угодили в Ана, который даже не поморщился и не попытался их вытащить, продолжая покачиваться в седле со стрелами в груди.
Обычное оружие их не брало.
В Сэнар никто не стрелял, и мне очень хотелось верить, что виной всему было мое присутствие на его олене. Такая Сэнарвная надежда на свою важность.
То ли все дело было в месте, с которого я наблюдала за схваткой, то ли оборотни и правда сегодня были злее, но количество живых чудищ быстро уменьшалось. С каждым упавшим со стены монстром шансы черноглазых захватить деревню таяли все больше.
Когда солнце лениво выглянуло из-за гор, Ана потерял терпение.
Зашипев совсем как рассерженная Ашша, он расправил шипы, скрывавшиеся среди косичек, сразу став очень похожим на потревоженного дикобраза, и погнал своего оленя к стене. Сэнар ругнулся ему в спину, но следом не поскакал, продолжая держаться в центре поредевшего отряда.
Ана был хорош. Плащ развевался за спиной вместе с косичками, глефа была поднята высоко над головой, пафосность просто зашкаливала, и пока он скакал, я лишь умилялась глядя ему в спину. А потом он взлетел на стену, и я перестала улыбаться.
Наплевав на все законы физики, Ана легко забрался по залитым смолой камням, удерживая оружие, кажется, в зубах.
Сэнар мудрено выругался, когда его товарищ добрался до оборотней. Троих он уложил почти сразу, умело орудуя глефой, четвертым оказался Ксэнар, и Ана застрял. Они бились минут пять, никто не смел вмешаться, даже когда белый волчара чуть не лишился лапы и заработал глубокую рану.
Вожак тянул время, это прекрасно понимал Сэнар, и об этом догадывалась я, но Ана, опьяненный боем, ничего не замечал. И это была смертельная ошибка. Неуязвимый для обычного оружия, сумевший полностью исцелиться за ночь, он верил в свою непобедимость, потому, когда Ксэнар прижал его к камню, лишь рассмеялся.
Я точно слышала его издевательский смех, даже с такого расстояния, даже сквозь ворчание притихших чудищ, которых Ана, судя по всему, поставил на паузу. И так же отчетливо я слышала, как его смех захлебнулся, когда кто-то кинул Ксэнару красный кристалл, тут же оказавшийся во вражеской глотке.
Подавившись вздохом, Ана забился, дернулся, стараясь вырваться из рук оборотня, и попытался выплюнуть кристалл, но не успел.
Сэнар больно сжал мое плечо, когда горло его товарища разлетелась ошметками плоти. Мутная, белая кровь забрызгала Ксэнара и камни вокруг них. Утерев морду и подняв обезглавленного противника, вожак скинул его со стены.
И пока неожиданно короткое без головы, безвольное, тонкое тело летело вниз, среди монстров наступила странная, тяжелая тишина, в которой можно было расслышать, как труп глухо ударился о землю.
Монстры, удерживаемые Ана, со смертью хозяина вернули свою волю, забеспокоились и поспешили покинуть место битвы, затерявшись среди деревьев.
Они еще не знали, что оборотни выследят каждого из них, не позволяя жить в этих лесах тварям из другого мира.
Отряд сократился на две трети и уже не представлял особой угрозы. Олень обеспокоенно прядал ушами, но стоял на месте, удерживаемый твердой рукой хозяина.
Всем было ясно, что атака захлебнулась, я это понимала, Сэнар это понимал, и оборотни, спешившие спуститься на землю и добить чудищ, тоже это понимали.
Полюбоваться тем, как легко и непринужденно огромные смертоносные полузвери, скинув канаты вниз, спускаются на землю, мне не дали. Сэнар, вместе со своим отрядом, бежал в леса, вслед за потерявшими хозяина чудищами.
В непроходимом лесу, стремясь скрыться от возможного преследования, Сэнар разбрызгал по кустам, сквозь которые мы прошли, какую-то жидкость, осмотрелся и дальше вел своего оленя уже в поводу, силой заставив меня уткнуться носом в пахнувшую почему-то рассохшимся деревом гриву.
Когда мы вышли к реке, я дернулась, порываясь спрыгнуть, хотя, в моем случае, скорее свалиться, с оленя и попить. Утром мне позволили сделать всего три глотка сладковатой теплой воды и вручили вместо завтрака тонкий зеленоватый брикетик, не внушавший особого доверия. Воды я попила, подозрительную еду закопала под деревом и теперь не отказалась бы заполнить пустой желудок даже такой, далеко не чистой водой.
Сэнар, заметивший мои вялые подергивания, раздраженно прошипел, требуя, чтобы я сидела смирно.
Страдая от жажды и мучаясь от непроходящей тошноты, я уже не могла молчать и делать вид, что ничего не понимаю. Ксэнар шел по нашим следам, Берн шел по нашим следам,
