— Непродуктивно, но занятно, — констатировал фон Вегерхоф, когда господа конгрегаты вышли из дома на другом конце городка, выслушав почти дословно такую же историю уже в пятый раз. — Однако, зная тебя, не могу не заметить, что у этого есть одна положительная сторона: написание отчета по итогам опросов займет крайне мало времени.
— Обошли всех, — подытожил Курт, не ответив. — Всех, кто как-то связан с пропавшими — родичей, друзей… И остались, с чем были. Ощущение, что этот минотавр из ниоткуда возник за минуту до своей смерти и был единственным сверхобычным явлением в этом лесу.
— Не считая самого Предела, — уточнил стриг. — Так может, из Предела он и пришел? Быть может, это один из сгинувших в нем, и именно там с ним случилось нечто, но он успел покинуть границы Предела и умер уже за нею? А похоронил его кто-нибудь из паломников, опасаясь внимания Инквизиции.
— Пока все выглядит именно так… Идем-ка вон в тот дом.
Фон Вегерхоф обернулся, бросив скептический взгляд на указанный майстером инквизитором домик, и осторожно уточнил:
— Ты выбрал следующего человека для допроса наугад? Пытаешься седлать свою хваленую интуицию?
— Подъемную ставню видишь? А уж запах ощущаю даже я, держится еще с утра. Это лавка. Дом и лавка, пекарская, хозяева живут, пекут и продают в одном месте. Если наши паломники что и закупают у местных беспременно — так это овощи и хлеб, а стало быть, надо использовать возможность узнать, как эти ребята выглядят со стороны. Не с моей или твоей точки зрения, не в общении с майстером инквизитором Бекером, а в повседневности, глазами обывателя.
— Fi, — с показательным разочарованием вздохнул стриг. — Как скучно. А я уж надеялся узреть воочию одно из твоих знаменитых озарений, каковые за годы службы должны были достичь невиданных высот…
— Идем, — повторил Курт, направившись к лавке с закрытой ставней. — И лучше молись, чтобы больше никогда моих озарений не видеть: обыкновенно они случаются именно в те моменты, когда уже пора подтягивать не логику, а зондеров.
В дом пекаря он вошел первым, без стука и оклика, непроизвольно потянув носом: запах выпечки и впрямь был все еще густым и явственно ощутимым, и несмотря на недавний завтрак — пробуждающим аппетит. Пухлая румяная женщина неопределенных лет, сама похожая на большую булку, возилась у дальней стены, укладывая в тряпичные мешки нераспроданный хлеб, а сквозь распахнутую дверь кухни было видно, как елозит по полу короткой метелкой мальчишка лет восьми.
К вошедшим женщина обернулась с заранее заготовленной радушной улыбкой, каковая тут же сменилась недовольной миной и, при взгляде на Сигнум, настороженностью. На приветствие фон Вегерхофа она ответила по-немецки, но так старательно выговаривая слова, словно говорила на чужом или позабытом наречии.
— Сюда матерь моя приехала с мною и отцом с-под Кёльна, — пояснила хозяйка на прямой вопрос майстера инквизитора. — Мне было, как вот Карлу сейчас, что-то помню, как говорить. И тут еще люди есть с Германии, только их мало, и на большом немецком они мало говорят. Я Фрида, я и муж здесь хлеб делаем. А вы пришли хлеб брать или говорить про это дьявольское место?
— Мы говорить. А ты там бывала? Или муж, сын?
— Да что вы, зачем? — удивленно и чуть испуганно возразила та и, помявшись, уточнила: — Ну сын был. Случайностью. Как раз тем годом, как оно появилось, Карл там в подлесе брал чернику. Нам господин граф разрешает. Так он там ходил, ходил, а потом взял и оказался с другой стороны подлеска, куда ходить надо только через поле или лес, а по подлесу никак. Обратно домой к вечеру только добрался. И все, больше мы туда не совались, никто. И еще ж стали говорить, как люди там пропадают…
— А потом и эти паломники появились, — договорил Курт, и Фрида кивнула:
— Да, а потом чужаки приехали. Сейчас-то ясно, безобидные, а тогда мы ох как сторожились.
— Безобидные, точно? — уточнил он с сомнением. — Как я погляжу, к ним все тут спокойно отнеслись…
— Ни, не все, — отмахнулась хозяйка, — что вы. Кому-то и не нравится. Чужих-то кто ж любит… Но уж не пугаются, как прежде. Или вот наш святой отец, он считает, что еретики это.
— А ты как думаешь?
— А мне что, я не святой отец. Разве я в таких делах смыслю? Ведут себя пристойно, не надоедают, платят за все, как сказано. Молитвы знают, дурные слова не проповедуют… Может, прав святой отец, а может, нет, того не ведаю. Вот вы, майстер инквизитор, сюда приехали, вы и скажете, правый он или нет.
— За всё платят? Всегда-всегда?
— Всегда, — кивнула Фрида. — Бывает, правда, что от них приходит кто-то, чтобы помочь, и тогда я им за работу даю хлеба. Но то я сама предложила. Этой зимой заболели я и Карл, муж управлялся один, а одному ему было тяжко, и я предложила: пусть эти люди помогают, и всем выгодно.
— Такой маленький городок, — с сомнением заметил Курт, — и столько работы, что мужчине одному тяжело напечь хлеба?
— Так мы не только соседям на продажу печем, к нам и от господина графа человек приходит, — с заметной гордостью возразила Фрида. — И много берут.
— В замке нет собственной пекарни?
— Есть, а как же. Пекарня есть, только ихний повар… — хозяйка запнулась, подбирая слова, и договорила: — Муж лучше делает. Булки его графские жена и сынок очень любят, такие никто не может. А делать их долго и тяжело, работы много, много времени, вот для того помощь и нужна была.
— Ясно. Но когда паломники приходят именно покупать — они всегда дают, сколько скажешь? Ни разу в долг не просили и не торговались?
— Сколько говорю — столько дают, — кивнула Фрида. — Но мы с ними честно: как всем продаем, так и им.
— Часто приходят?
— Часто, раза два за неделю. Берут самый дешевый, они предупреждают, что придут, так я тогда нарочно такого пеку побольше. Сегодня вот приходили.
— А вчера?
— Нет, тогда бы сегодня не пришли, — с расстановкой, словно неразумному, пояснила Фрида. — А сегодня были парень молоденький и женщина.
— Урсула?
— Не помню, как ее звать. Она один раз сказала, да давно, я и забыла. Молоденькая, длинная и тощая, чисто палка. Она часто приходит.
— Урсула — это женщина, которую те паломники считают своей матерью-экономкой и распорядительницей, лет тридцати с небольшим, плотная такая, но невысокая. Мне говорили, что она часто бывает в вашем городке.
— Ах, вон кто! — закивала хозяйка. — Видала ее, бывало. Только редко. Она поперву пришла договориться, что я буду
