– Ваше Величество, – из себя выдавил. – Разрешите излагать прямо и без экивоков?
Дождался кивка.
– Вы совершенно правы. Одно следует из другого. Я спросил: «Верите ли вы во что-либо? Бога, концепцию, идею?». Потом уточнил: «И вы уверены, что живы?». На основании ответов сделал вывод: их «будущее» – путь в никуда; но опасен он лишь для тех, кто уже убил себя в душе своей, простите за неуместную красивость. Остальные будут спасены нашей инфокампанией – и это вместе с полученной технологией послужит пользе государства Российского.
– Хмм. И каковы же были… ответы? – она подвинулась на краешек кресла.
– «Понятие не имеет практического смысла» и молчание. Не стану уточнять, что в той ситуации запрет навряд ли что-то изменил.
– Но уточнили, – заметила она.
Огромные глаза, чей цвет я никак не мог уловить, заглянули мне в душу.
– Скажите, – спросила она, – а почему вы считаете себя вправе принимать такие решения? Я не оспариваю, и в целом согласна с вашей логикой, но мне интересно.
Я вздохнул. Улыбнулся. По-настоящему.
– Ваше Величество, мы оба знаем – из злых дел не построишь жилой дом. Только темницу. Древо познается по плоду. Но дерево, чьи плоды ядовиты, всё-таки сгодится на щит. Оттого вы дали мне власть и обязанность нарушать закон Божий и людской. Предавать. Покупать предателей. Убивать. Совершать диверсии. Иметь дело со злом, знать зло и быть той скованной из него броней, без которой невозможно ваше добро – иначе на него покусятся куда более дурные, нежели я, люди. Полагаю, это подразумевает и право решать, jure dicere. – Право на решение, данное искренне верующему в Господа нашего? – улыбнулась она в ответ вдруг очень по-детски.
Слишком понимающе. По своему обыкновению отвечая сокровенным мыслям, а не дежурной вариации на тему истины, срывающейся с уст, когда, может, и хочешь сказать правду, да не умеешь. Ненавижу, когда меня читают. Но злиться на неё – не в моих силах.
– Не осознай я вдруг себя таковым – духу не хватило бы, – признался смущённо. – И никакое знание зла тут ни при чём. Почти.
И не соврал. Ни себе, ни ей.
– Вы всё сделали верно, Сергей Афанасьевич. Иногда, – задумчиво произнесла она, – мы вынуждены удерживать позицию или делать шаг назад, просто чтобы идти вперёд.
Праотец Ной молчаливо согласился с иконостаса в красном углу. Ему беззвучно вторили портреты со стен – Кутузов и Жуков, Деникин и Первый Государь Второй Империи…
Иногда самое важное – не перешагнуть черту. Не расшибить лоб о предел возможного.
Истина заключалась именно в этом.
Интерлюдия1. Письма с границы между светом и тенью, продолжение
Мы проговорили еще вечность. Вечность – это не так много, если приглядеться. На языке часов и минут это примерно столько же, сколько осталось на таймере обратного отсчета; переходя на наречие, описывающее суть вещей: в миллиард раз меньше времени до назначенного часа.
Пожалуй, тогда я был действительно счастлив. Неплохой аванс: впереди были долгие годы тупой скуки, за которые я опасно приблизился к тому, чтобы начать напоминать Апельсинова.
Впрочем, я еще не мертв: доказательством этому то, что я не намерен сдаваться живым.
…Вообще, Тритон многое подарил мне. Эти два с половиной часа в обществе столь милой моему сердцу особы, быть рядом с которой, кажется, не суждено вовек. Умения принимать решения, брать на себя ответственность и скользить в тенях, по временам сам становясь тенью.
Со временем наука превратилась в привычку.
За любое обучение приходится платить. Я распрощался со спокойным сном и незапятнанной совестью.
Честная сделка, если подумать.
Интересно, чем платят за свои уроки правители?
До известных событий в Авениде как-то не задумывался над этим.
Государь – или Государыня – это не совсем человек, это воплощенная Империя.
В каком-то роде нечто вроде святого – сама по себе его личность, конечно, важна, но не в той степени, как Тот, Кого он представляет на нашей земле; проводник, посредник, дипломат, если угодно.
А что, если правитель или потенциальный правитель продемонстрирует качества, скорее приличествующие послу Бога, нежели государства?
Подобное не могло присниться мне в страшном сне.
Дипломаты… На дипломатической службе я практически распрощался с благородством и честью, впрочем, это тут ни при чём.
Или наоборот, при чём. Сложная штука – жизнь.
Грязная вышла тогда история, правда?
Честно говоря – мне стыдно и совестно. Пожалуй, это тот самый случай изложить всё целиком от начала и до конца. Таким, как я, подробная исповедь не положена…
…Прошу прощения, если выходит сбивчиво. Сознание плывёт, цепляется за металлические углы рубки. Рожица на изморози, покрывающей панель пульта, лыбится; я нарисовал, выходит? Больше вроде некому. Хотя не очень уверен, прямо сказать.
Грехи наши тяжкие…
А тогда было жарко. Было очень жарко…
2. Выдержка из труда профессора Бернхарда Гнайде, д-ра политологии, магистра социологии, Берлинский университет, «Критика Утопии: Империя, которой нет»
…Мы уже коснулись основных странностей, которые касаются Императора русских, так что нет нужды возвращаться к ним.
Впрочем, с его персоной связан один любопытнейший парадокс. В Империи нет и не может быть человека, менее свободного, нежели её абсолютный правитель, за исключением потенциальных наследников.
Те испытывают высшую степень несвободы.
Вы спросите, как такое возможно? Ответственность монарха огромна, и она вне всякого сомнения создает ограничивающие свободу личности факторы, но что же с наследниками и великими князьями?
Нам следует коснуться имперского права о престолонаследии.
В том объеме, который интересует нас с вами, оно не слишком запутано.
Итак, несмотря на приоритет прямого наследования от родителя к потомку (наследует как меч, так и кудель), потенциальный Государь обязан продемонстрировать достаточно выдающиеся результаты на практике при работе на управляющих должностях в каждой из представленных в Думе сфер жизни, за исключением духовной – Церковь оценивает продемонстрированные в процессе тестирования моральные качества.
Экзаменовка кандидатов – пусть временами сводящаяся к «всего лишь» полугодовым командировкам – единственная область, где совместная власть Боярской Думы, различных ведомств и Церкви превышает полномочия Государя. Тот может порекомендовать, но не настоять.
Отчеты бояр, буде сочтены удовлетворительными, отправляются на утверждение Церкви, и та выносит окончательный вердикт.
Данная система приносит государству сразу две выгоды: во-первых, человек невысокого ума просто не сумеет занять трон.
С другой стороны, требующееся для прохождения экзамена обучение и сами экзамены – через которые обязаны пройти все великие князья и княжны – изнуряющее, отнимающее по восемнадцать часов в сутки на протяжении долгих лет занятие, дает потенциальным наследникам некоторое представление о весе короны и собственных способностях.
Попыток государственного переворота в Империи не бывает. Нынешнего Императора, по слухам, пришлось загонять на престол едва ли не угрозами. Великие князья счастливы своим статусом помощников, обладающих хоть каким-то личным временем.
Единственный маловероятный сценарий, который игнорируется или намеренно не принимается во внимание – попытка достаточно влиятельной группы при полной поддержке всех недружественных друг к другу фракций усадить кандидата
