Я быстро посвятила его в детали, но уточнила, что он должен как–нибудь посмотреть предыдущие части фильма. Я была рада, что так хорошо знала их. Мне было тяжело сконцентрироваться. Адам находился очень близко, и все мое тело реагировало на него. Ощущение его близости было гораздо интенсивнее, чем я себе представляла. Мне было тяжело дышать, а тело горело, словно в огне, от попыток сдержаться, чтобы не прикоснуться к нему. Это был не самый мой умный план, но в тоже время я не хотела, чтобы все случилось иначе.
После тридцати минут фильма никто из нас не пошевелился, застыв, словно статуи из людей. Я пыталась понаблюдать за ним краем глаза, но было больно делать это слишком долго. Я была благодарна следующей рекламной паузе.
– Я собираюсь взять колу. Ты будешь? – вставая, спросила я.
– Эм… – Адам серьезно задумался над моим вопросом.
– Это всего лишь содовая, Адам, – я наклонила голову в сторону и усмехнулась, глядя на него.
На его лице появилось причудливое выражение. Он покачал головой, словно это прояснит что–то.
– Ничего себе, это было странно. У меня определенно было сейчас дежавю, когда ты вот так склонила голову. Сумасшествие.
Мой сердечный ритм ускорился и разогнался с молниеносной скоростью. Он вспомнил этот жест. Я делала так постоянно, когда рядом находились люди. Я ломала голову, пытаясь придумать что-нибудь еще, но все мое существо было слишком взволновано, чтобы ясно мыслить.
– Может принести тебе воды?
Это лучшее, что я смогла придумать?
– Отлично, вода подойдет.
Он вновь вернулся к просмотру фильма, и возможность была упущена. Я винила Адама, что он так близко сидел ко мне, вынуждая волноваться.
Я налила нам напитки и снова села.
Он продолжал неотрывно смотреть на мой напиток.
– Он вкусный?
– Ты раньше никогда не пробовал колу?
– Думаю, пробовал, когда был младше, но я не помню.
Я уставилась на него. Не сказав ни слова, я передала ему содовую.
Адам немного помедлил, а затем сделал глоток.
– Это правда очень вкусно, – он отпил еще, сделав хороший глоток.
– Хочешь принесу тебе?
– Да, пожалуйста.
Когда я вернулась с колой, предназначенной Адаму, я нашла его с виноватым взглядом, опущенным на мою пустую кружку. Он выглядел чертовски милым в этот момент.
– Будь осторожнее, ты будешь возбужден от кофеина и не сможешь сегодня заснуть.
– Почему он не может быть таким очаровательным постоянно? Общаться бы с ним стало бы гораздо приятней.
– Все в порядке, я все равно много не сплю. По крайней мере, в последнее время.
– Это еще почему?
– Слишком много мыслей в голове.
– Например? – Почему было так тяжело вывести его на откровенный разговор?
– Я не хочу утомлять тебя подробностями. – Адам снова продолжил просмотр фильма.
Итак, приятель, не в этот раз. Я положила руку ему на плечо. Все его тело напряглось.
– Адам, ты можешь поговорить со мной. Я знаю, что многие люди считают меня равнодушной, но я таким образом научилась защищать себя. Поговори со мной. – Я так и не убрала руку. В итоге Адам повернулся ко мне лицом.
– Я не считаю тебя равнодушной. Вот почему я рассмеялся на прошлой неделе, когда ты сказала, что я интригую тебя. Я посчитал это смешным, потому что я то же самое думал о тебе.
– О, – я надеялась, что он не заметил, как тяжело поднималась и опадала моя грудь.
– Моя семья всегда учила меня не позволять кому–либо знать слишком многое о себе. Позже это обернется против тебя. Я из состоятельной семьи, и они ожидают, что их дети смогут чего–то добиться. Мои родители не хотят, чтобы что-товстало на моем пути или пути моих братьев и сестер.
– То есть они сдвинуты на контроле?
Адам рассмеялся.
– Да, особенно надо мной.
– Почему? – Он тяжело вздохнул, но я прервала его. – Пожалуйста, только не говори, что это слишком сложно.
Он провел рукой по волосам.
– Когда мне было восемь, меня сбила машина, которая отправила меня в кому на восемь лет.
Я сделала вид, что удивилась.
– Я не знала, что люди, находящиеся в коме, могут жить так долго.
– Как правило, нет, в особенности те, кто получил повреждения головного мозга или функционирование их тела полностью не восстановилось. Мои родители наняли физиотерапевта, который посещал меня каждый день. Они считали, что это поспособствует в полной мере восстановить работоспособность тела. Первый год, после того как я проснулся, был мучительным. Физиотерапевт продолжал разминать меня все сильнее и сильнее. Я терпеть его не мог, но сейчас благодарен, это стоило того.
– Почему они так долго держали тебя в коме? – я не хотела, чтобы он перестал открываться мне.
У меня было столько вопросов о его жизни за последние восемь лет.
– В основном из-за моей мамы, она отказывалась отпустить меня. Иногда мое сердцебиение учащалось, а ближе к концу на щеках появился румянец. Я всегда давал маме надежду. – Это благодаря нам, Адам. Я ужасно хотела рассказать ему об этом. – Никто не мог объяснить этого. Их сбивало с толку то, как быстро мой мозг поглощал новую информацию. Мои родители наняли для меня репетиторов, работающих круглосуточно, не желая, чтобы кома разрушила мою жизнь. Репетиторы были ошарашены тем, как быстро я учился и также быстро взрослел. Я думаю, что я своего рода чудо медицины. – Адам казался более расслабленным, будто бы ждал, что кто–кто поговорит с ним об этом.
– Из-за этого в прошлом году рядом с тобой всегда был пожилой мужчина?
– Ты заметила меня еще в прошлом году? – Его брови поднялись от удивления.
Я тут же смутилась.
– Не часто встретишь студента колледжа, следом за которым ходит пятидесятилетний мужчина.
Адам выглядел смущенным.
– Мне это ужасно не нравилось. Родители считали, что я не готов к колледжу, но я настоял. Мне нужно было выбраться из этого дома. Я задыхался в нем. Они согласились на двух условиях: первое – я остаюсь жить дома, хотя с предыдущим заключением о моем здоровье я легко мог переехать в кампус. И второе условие – мой репетитор должен был посещать со мной занятия, чтобы в случае необходимости помочь мне. Родители на самом деле уже тогда оплатили мое обучение в колледже и добавили немалый бонус, поэтому здесь согласились на это. Из-за этого я присоединился к братству. Я знал, что благодаря моей семье будет легко заполучить место в кампусе лучшего братства. Фамилия Кенворд показала бы их в лучшем свете. Родители были в ярости,