– И с чего бы это она эдакими непотребствами занялась? – удивилась Дира, откидываясь на спинку стула и руки на груди складывая. – Давайте подумаем, а? Что имеем? Перепуганную женщину, не понимающую, что с ней происходит и чувствующую себя дико виноватой. Так как в случившемся драгоценный муж её же и винит, ото всех прячет и сам шарахается. Тут не пить, тут в петлю лезть в пору!
– И что я, по-твоему, делать должен был?!
– Понятия не имею, – пожала плечами Кассел. – За такими вопросами к жрецу. Или вон к психиатру. Только вот у нас в пятой палате девочка лежит который год в коме. И мальчик её не бросает, каждый день наведывается. Из кожи вон лезет, только бы красавицу свою с того света вытащить. Чувствуешь разницу между комой и сквернословием? И, кстати, что-то меня сомнения начали брать, так ли уж ты жаждешь братику своему помочь? Ведь ни слова не сказал про жену-переводчицу.
– Ты мне в глаза этим не тычь! – Варос навис над доктором громадой, опёрся о жалобно скрипнувший стол обеими руками. – Сама-то, когда зад поджаривать начали, к мужу не побежала. Наоборот, вся такая гордая! И нечего тут про мальчиков-девочек рассказывать. В сказках-то оно по одному, а в жизни по-другому.
– Так и мы вроде как в жизни, – развела руками Дира, старательно делая вид, что грозное нависание горы мяса её нисколько не трогает.
– Ой ли? – нехорошо прищурился громила. – А вот что-то кажется мне: ты, доктор Кассел, до сих пор в бабьи байки веришь. И, небось, ждёшь своего принца на белом драконе, а? Так что ж тогда всех вокруг шугаешь? На двух стульях даже твоего замечательного зада не хватит! Либо уж ты принцесска, либо вся из себя бой-баба!
– Дался тебе мой зад, – пробормотала доктор, вздрогнув-таки, когда дверь за разъярённым Варосом захлопнулась.
Правда, захлопнулась она не до конца – тут же и обратно открылась, покачиваясь на одной петле.
***
Не успела хирург дежурную чашку кофе допить, интерн по анализам новой пациентки отчитаться, а приволочённый едва не за шиворот, пьяненький больничный завхоз вторую дверную петлю доломать, как произошло явление господина Вароса номер два. К счастью, это не старший решил вернуться, чтобы продолжить диспут «за жизнь», а младший притопал.
Выглядел Рейн великолепно. Так и не скажешь, что его только вчера вечером с шабаша вытащили. Выбрит, свеж, зубы в очаровательно-обложечной улыбке сияют. В руках со сбитыми костяшками букет роз и бумажка. Ни на первое, ни на второе Дира особого внимания не обратила, а вот пальцами повреждёнными заинтересовалась. Намедни они целыми были.
– Здравствуйте, доктор Кассел! – торжественно провозгласил блондин.
– До свидания, – равнодушно отозвалась Дира. – Разворот на сто восемьдесят градусов и вперёд – до ближайшей помойки. Избавишься от веника, можешь вернуться.
Красавчик глянул на розы, будто позабыл об их существовании. И разулыбался ещё шире.
– Так они искусственные! Из эльфийского шёлка. Ручная работа!
– Идиот! – фыркнула Анет, демонстративно к громиле спиной поворачиваясь.
– В ритуальной конторе прикупил? – поинтересовалась хирург, меланхолично из чашки прихлёбывая.
– Почему… в ритуальной? – растерялась не долеченная имперская гордость.
– Потому что искусственные букеты только покойникам приносят! – прошипела интерн, отпихивая блондина от стеллажей с папками. – Чтобы простояли дольше.
Дира была уверена, что чудо к полкам только за этим и пошла – блондина пихнуть.
– Серьёзно? – тяжело поразился Рейн и букет зачем-то за спину спрятал. – А я не знал. Ну, теперь буду. Только вот у меня тут ещё один подарочек есть. Думаю, этот в самую точку попадёт.
Громила промаршировал к столу, шлёпнул на него бумажку, для верности ещё и пятернёй припечатав. Кассел глянула: обычный листок, кажется, из блокнота выдернутый. Уголок бурым запачкан – вполне возможно, что и кровью. Почерк знакомый, но неузнаваемый. Правда, понятно, что писавший сильно нервничал: буквы вкривь и вкось, за строчки заезжают, а под подписью ещё и клякса.
Вот подпись-то врача и заинтересовала.
Дира подцепила листок. Прочитала написанное – ничего не поняла. Прочитала второй раз. И только на третий до неё дошло: держит она в руках заявление собственного мужа на развод. При чём тут же и условия этого самого развода указаны: всё имущество, до брака супругам принадлежавшее, им же и остаётся.
Кассел потёрла бурый уголок совсем чуть-чуть, но ещё влажный. Даже пальцы понюхала. Точно, кровь!
Доктор вопросительно на Вароса уставилась.
– Ну чего? – смутился блондин, нервно волосы за ухо заправляя. – Ты же говорила: муж развода не даёт. Я и решил помочь. Чего не помочь-то хорошему человеку? Крикнул там ребят. Ты не бойся, наших, из команды. Пошли да поговорили по душам. Объяснили мужику, как он неправ. Тот понял. Так прощаешь?
– Поправь меня, если ошибаюсь, – с расстановкой протянула Дира. – В качестве извинений за то, что вчера устроил, ты выбил из моего мужа вот это?
Хирург тряхнула листком, словно кто-то здесь сомневался, о чём речь идёт.
– А что? Не надо было? – с эдакой агрессивной обидой сопнул Рейн.
Ну, точь-в-точь мальчишка, любимую мамочкину вазочку расколотивший, а потом осколки сапожным клеем склеивший. Ожидал-то похвалы, а вместо этого новую трёпку получивший.
– Ты идиот? – сама не понимая зачем, спросила Дира.
– Ну я ж правда, от чистого сердца! Вот чем хочешь поклянусь! – красавчик даже руку к груди в порыве искренности приложил. – Не такой, изменился, честно! Вот как тут побывал, так и понял: не по мне та жизнь, которая раньше была, другого хочу!
– Я заметила, – согласна кивнула Кассел. – Или что? Раньше ты не четверых, а сразу восемь оприходовал и пил в два раза больше?
– Нет, всё не так! – посмурнел красавчик. – Да, вчера я того… ну, напортачил. Пришли там одни. Просто так пришли, навестить. А потом другие. И пошло-поехало! Я ж не хотел! Но потом так захотелось… Только больше не стану, клянусь! Извини, в общем, не повторится.
– На кой мне твои извинения? – стараясь выговаривать слова почётче, а, заодно, на ор не срываться, процедила Кассел. – Ты не у меня, а у себя прощения проси. Не моей – своей башкой рискуешь. Мне то что? Помрёшь и помрёшь! Слава Деве, я за тебя больше не отвечаю. Да вот ещё перед ней можешь извиниться, – доктор ткнула пальцем в сторону замершей испуганным кроликом Анет. – Что-то мне подсказывает, не только стихами вы баловались. Песни же свои про: «Я изменюсь» – брату пой. Тут они ни к чему.
– Да
