Ийя выпрямилась и отряхнула колени.
— Выпьем чаю?
Она скоро вернулась с подносом, на котором стояли две чашки, и лежал в хрустальной плоской вазочке крем. Айре уже не спрашивал, почему вазочка одна, просто зачерпнул немного с краю, запил терпким чаем. Крем был персиковым, с кусочками фруктов, нежно-сладкий. Айре как раз сунул в рот еще порцию, когда в коридоре что-то затрещало. Он звонко стукнул ложкой по зубам, Ийя плеснула чаем на брюки. Выругавшись шепотом так, как не подобает ругаться леди, она поставила чашку и вышла в коридор. Там вспыхнул слабый мерцающий свет, раздались голоса. Айре настороженно прислушивался. Ийя, женщина и мужчина — не молодые, но и не старые. Они спорили, с каждой минутой все громче, и Айре уже разбирал отдельные слова. Раб. Непозволительно. Наконец женский голос выкрикнул пронзительно "Эту подстилку". Айре мертвыми пальцами положил ложку. На крем было мерзко смотреть, во рту горчило. Свет в коридоре погас, скандал оборвался, так толком и не разгоревшись. Ийя вошла в зал, подошла к окну — Айре видел напряженную узкую спину, сцепленные побелевшие пальцы рук. Он молчал, стараясь дышать беззвучно и жалея, что не может стать невидимым. Вот так. Это было слишком хорошо, чтобы длиться долго. Ийя повернулась. Айре разглядывал прихотливое сплетение стеблей на ковре, бледные томные лепестки цветов. Кое-где еще виднелись не до конца отертые следы его ботинок.
— Это были мои родители.
— Да. Госпожа.
— Поскольку прийти к общему мнению по поводу тебя мы не можем, с завтрашнего дня перечисление месячного содержания на мой счет будет прекращено.
Айре почувствовал, как диван под ним начинает крениться, реальность качнулась…
— Эй, Айре. Айре.
Он качнул головой, стряхивая дурноту, глубоко вдохнул.
— Что, хуже стало? Все, к черту эту мазь. Вернемся к больничным лекарствам. Хорошо, что я не выбросила пакет.
— Вы меня не продадите?
— С чего вдруг? Мне придется отказаться от служанки и найти дополнительную работу. Когда ты выздоровеешь, то продукты надо будет оптом закупать.
— Я могу есть только кашу. И убирать дом. И… вы можете сдавать меня.
— Как сдавать?
— Почасово.
Наконец Айре удалось сказать что-то, что пробило ледяную невозмутимость наследницы герба Древней Семьи. Она вытаращилась на него, приоткрыв рот.
— Ты спятил?
Айре фыркнул. После всех этих часов тупого гнетущего страха, после грязи, которую он не мог стереть ни со своей кожи, ни из своей памяти, он давился смехом, стирая слезы, текущие из глаз, и подвывая. Ийя сидела рядом, дожидаясь, когда он успокоится. Наконец Айре затих, все еще вздрагивая от смеха.
— Ийя, я шлюха. Правда. И ничего страшного не будет, если я обслужу кого-нибудь. Я делаю много лет. Я профессионал. И, кстати, недешевый. Когда лицо придет в норму — вы же говорили, что придет, — я вполне могу зарабатывать.
— Айре, тебе дали по голове. Я, правда, не знала, что последствия могут сказаться так поздно, но то, что ты говоришь — полная чушь. Я — дворянка, а не бордельмаман. И у тебя, хочу напомнить, швов — как на моей бальной юбке. Не думаю, чтобы ты физически мог делать то, о чем говоришь.
— Ну, во-первых, есть еще и женщины. Вы же сами говорили, что я обаятельный. Пара улыбок — и она заплатит. А во-вторых, есть другие способы.
— Не могу поверить. Я просто не могу поверить, что сейчас обсуждаю с тобой технику платного секса. Ты соображаешь, что говоришь? Ты, вообще, понимаешь, что это — оскорбление?
— Простите. Я десять лет занимаюсь этим потому, что не могу не заниматься. Потому что или я сам встану на четвереньки — или из меня сначала дурь вышибут, а потом поставят. Я привык. Научился. Это просто жизнь. Десять лет я ложусь под любого, в кого мне ткнут пальцем. И я никому не нужен. Меня просто вышвырнули на мусорник, как ненужную вещь. Да, меня отодрали бродяги — и это было мерзко. Но гаже всего было то, что всем было напевать. Любой из этих дам — тех, кто улыбался мне на балу. Любому из джентльменов, которые рассказывали, какой у меня красивый рот. Никто из них даже не оглянулся, когда меня там на части рвали. Сделали бы вид, что не слышат и заговорили о погоде. Вы купили меня, хотя я выглядел, как кусок мяса. Я до сих пор не понимаю, зачем. Вы таскали меня на себе, мыли, кормили. Лечили. Вы думали о том, что мне нужно. Я же заметил — вы купили только мягкую одежду. Удобную. Вы думаете, что если десять лет меня тычут лицом в грязь, то я ничего, кроме грязи и не вижу? Я сделаю все, что нужно. И если я буду подставляться сейчас под кого-то — то хотя бы буду знать, для чего я это делаю. Не потому что этого хочет какой-то ублюдок. А потому что сам так решил.
Ийя осторожно коснулась его руки.
— Айре, у меня никогда не было рабов. В нашей семье это было как-то не принято. Дурной тон. Только слуги. Мне не стоило это затевать. Я завтра оформлю у стряпчего твою вольную.
Айре сгорбился, растрепавшиеся волосы бросили косую тень на бледное лицо.
— Вы все-таки меня прогоните. Я вам не нужен.
— С чего ты взял? Просто будешь слугой.
— Не надо. Пожалуйста. Я буду убирать, стирать, делать все, что скажете. Я научусь готовить. У меня нога почти не болит. Прошу вас.
— Айре, ты останешься здесь. Пока сам не захочешь уйти. Хочешь — убирать — убирай. Хочешь соблазнить домовладельца — пожалуйста. Просто ты будешь свободным.
Айре покачал головой, губы у него дрожали, пальцы тряслись. Это все-таки произошло. То, чего он так боялся. Он знал, что это должно было случиться — и вот оно случилось.
— Я вам не нужен. Вы не хотите меня. Я знал, после того, что вы видели, вы не захотите меня. Чтобы я ни сделал — вы все равно никогда не забудете.
Ийя растерянно смотрела на него.
— Эй. Я думала, ты обрадуешься. Если не хочешь — не надо. Никакой вольной, хорошо. И не сжимай так губы — у тебя там швы. Все. Ты — мой раб. Убираешь, готовишь. Помогаешь с документами. Насчет секса — хочешь, хоть в групповушке участвуй. Не хочешь — просто скажи, что хозяйка — Меняющая Облик, и она не любит, когда трогают ее собственность. А насчет того, что я видела — то это ерунда, поверь мне. Меня это абсолютно не волнует. Я не настолько глупа, чтобы делать вещи, которых не хочу делать. Если бы я не хотела тебя купить — не покупала бы.
Он поднял голову. Ийя был совсем близко. И почему он решил, что у нее жуткие
