Жанка повернулась спиной к машине и оказалась близко, очень близко к Глебу.
— Он тогда был у меня в Москве, совсем недолго… Надо уехать мне отсюда, Глебушка, не могу я здесь, пойми! Жить среди этих, делать вид, что ничего не произошло и не происходит… Я просто не мо-гу! Ведь я тоже чувствую, что это кто-то из них все это сделал… с Маришкой-то. Молчи, прошу тебя! Ничего не говори, не оправдывай никого и сам не оправдывайся. Ты здесь ни при чем. Я уеду. В Москву, наверно…
Воскресенье. 14.16. БольницаХалаты им выдали быстро.
— Только не падай ему на грудь. Чего-нибудь обязательно поломаешь. И постарайся не плакать, прошу тебя.
Капитан Глеб осторожно приоткрыл дверь и, бросив испытующий взгляд внутрь палаты, пропустил вперед Жанку.
В небольшом помещении было тихо и совсем не так сильно пахло лекарствами, как в коридоре.
На высоком стуле в изголовье кровати, с раскрытой книжкой в руках сидела Эмма.
— А ты чего здесь делаешь, волшебница?!
— Мама велела ждать ее. И за папой присматривать.
Жанка все-таки не сдержалась.
На бледном лице Вадима выделялись большие смеющиеся глаза. Очки, сдвинутые на лоб, придавали ему, впрочем, как и всей его палате, удивительно несерьезный вид.
— Да вы садитесь на ту койку, там никого нет, не занято, я сегодня здесь один, вроде как боевой раненый генерал. При Бородине.
Устроив Жанну на свободном стуле, Глеб легкомысленно плюхнулся на соседнюю кровать и сразу же, проскрипев всеми пружинами, смешно завалился на спину.
— Ну вот, неумеха тоже мне, привыкай давай! Знаешь, как нам, контуженным, трудно в таких условиях приходится?!
Сквозь слезы молча улыбнулась и Жанка.
Назаров продолжал клоунаду.
— Как объясняет про меня своим подругам главная санитарка Петровна: «Энтот пациент был испепещрен жестокой дробью ну, прямо-таки в хлам…».
— Как лечат-то?
Жанка сложила кулачки у подбородка.
— Все хорошо, сотрудницы приветливые, кушать заставляют часто и помногу. Колбасу совать в рот одной рукой у меня уже получается, но на горшок все равно ходить неудобно.
— Ну вот… Я живой. А вы чего там себе напридумывали, а? Ну, посмотри-ка на меня, плакса! Вот с кого пример нужно брать! Учись у мужчины!
Поморщившись, Назаров улыбнулся и одновременно подмигнул Глебу.
— Ну и балбес же ты! Говорил я тебе тогда, на борту, чтобы вытаскивал быстрее из-под дивана ружье, отстрелялись бы как-нибудь от супостатов… Я же потом уже вспомнил, рассказать надо было тебе тогда в первую очередь! Представляешь, с самого Нового года мне какой-то кретин названивал по этим участкам, угрожал. Ну а я, как только яхту на воду по весне скинул, так сразу же ружье от Серого забрал и спрятал в каюте, мало ли чего… А ты, растяпа, не понял меня сразу-то! Не охотник ты, капитан Глеб, нет!
— Не хватало нам еще там ковбойскую перестрелку устроить! И так еле увели свой корабль из-под огня вражеских крейсеров!
Жанка с жалостью смотрела на обоих.
Вадим не унимался, толкая в колено Глеба.
— А как ты разворачивал «Стюардессу» в протоке, помнишь? Чего-то с движком у тебя еще было, да? Глох вроде?
— Да пару раз глох…
— Потом у меня поплыло все вокруг, в мозгах-то, вроде как бы уснул. Очнулся вот, когда этот…
Продолжая смешно морщиться, Назаров медленно повернул голову снова к Глебу и с гордостью посмотрел на него.
— Представляешь, картина — этот вот бугай тащит меня, окровавленного и почти неживого, совершенно так неаккуратно с причала к дежурке. Идет с телом друга на плечах, сам шатается да еще и орет по сторонам!
Глеб Никитин чуть наклонился в сторону, легонько щелкнул притихшую Эмму по носу.
Облизнув пересохшие губы, Назаров продолжал повествовать:
— Мужики тут выскочили, кто был на причалах, а он тащит меня и орет на всех: «Скорую»! Быстро!.. Ментовку вызывайте! Быстро! Всех урою, если не спасете моего славного кореша Назара!» Очки даже мои в траве подобрал, а меня не бросил!
Вадим еще раз вздохнул, улыбнулся и Жанке, и Глебу.
Глеб смущенно отмахнулся:
— Прямо великий и ужасный…
— Ну и что? И великий, и ужасный. Слушай, я так тогда и не вспомнил, тебя же Гудвином еще в школе мы начали называть или это уже потом, в твоей мореходке?
— В мореходке. Я книжку про него наизусть знал. Чуть что — вспоминал при случае. Так и назвали. Потом уже на промысле позывной такой выбрал для переговоров со своими. Чтобы не перепутали.
С одинаково строгими лицами Эмма и Жанка молча участвовали в важном мужском разговоре.
— Послушай, когда я там у тебя на спине отдыхал, а ты орал на наших мужиков, дурная мысль почему-то пришла в меня. Ты так гладко матерился на причале — я и подумал, ведь ты же в школе-то вроде заикался же, да? Комплексовал еще вроде, или я чего путаю, Глеб?
Вадим в полный голос расхохотался и сразу же нехорошо закашлялся.
— …Тут я у него мотаюсь под мышкой, весь такой раненый, а он речугу толкает гладко так, как депутат какой-нибудь важный: порешу, мол, всех, кто на дружбана моего коварно покушался!
Он незаметно покосился на часы, лежащие на тумбочке.
— Проголодался?
— Да нет… Людмила сейчас должна уже прийти.
— Ладно. Пойдем и мы, пока тут айболиты шприцы в тебя втыкать не начали. Сегодня мы с мужиками у Панаса небольшое безобразие устраиваем, завтра с утра я улетаю. Так что, если не удастся еще раз увидеться, держи…
Капитан Глеб встал и бережно пожал высунутую из бинтов ладонь Вадима.
— Без меня ни в коем случае не участвуй ни в каких боевых действиях. Обещаешь?
— Ага, как только махаловка у меня намечается, так я тебе сразу же даю телеграмму! Приезжай, напарник Глеб, будем вместе истреблять негодяев!
— Я серьезно.
— А вот ради нее я не буду себе ничего такого позволять… Иди ко мне, моя маленькая!
Неуклюжий в своих больничных одеждах Вадим привлек Эмму к себе. Она послушно потянулась к отцу, одной ручонкой осторожно обнимая его за перебинтованную шею, другой придерживая падающую с колен книгу.
Жанка встала.
— Куда ты, Жан? Подожди. — Глеб шагнул ей навстречу.
Не вытирая слез, Жанка наклонилась и поцеловала Назарова.
— Нет, я пойду. Прощай, Вадик. Мне уже нужно идти… А вы тут еще… поболтайте.
— Ну ладно… Действительно вам вроде как пора.
Проводив взглядом медленно закрывающуюся створку двери, Назаров облегченно вздохнул, извинительно и близоруко покосился на Глеба.
— Вот это и есть настоящее божественное благолепие… Когда вот Эмка тут, ты; тепло, светло и ничего делать не надо. Сейчас еще Людка бульончика с потрошками принесет, жирненького! — Вадим мечтательно улыбнулся. — Хорошо, когда вы рядом.
— Все! — Глеб, торопясь, задел халатом высокую спинку больничной кровати и решительно вышел из палаты.
Сразу же за ним дверь опять скрипнула. Высунулась мордашка Эммы.
— Дядя Гудвин, а ты к нам еще приедешь?
Из палаты до Глеба донесся хриплый назаровский смех:
— Брысь, сопливая! Выдумала такое, обзываться она еще тут
