Аллочку, светясь над ней, как солнышко. Девочка вертела головой и глазенками, разыскивая свою молчаливую маму, но моя жена увозила ее все дальше и дальше от строгого, нахмуренного лба Риты. Погруженная в себя, в свои переживания, она почти не разговаривала с дочерью на улице, даже поправляла подушку и всовывала соску молча. А Ольга везла маленького человека и тараторила без умолку:
– Здравствуйте, хорошие люди! Мы ведь очень хорошие люди. Просто замечательные, не правда ли? Nest-ce pas, – как говорят французы. А если кто думает иначе, то пусть лучше помалкивает, пока мы ему не набили хорошую шишку на лбу. Мы скоро сами подрастем и сами себя будем катать на коньках, на лыжах и на велосипеде.
Она говорила, и в каждом словечке было немножко солнца, улыбки. И лицо ее было ласковое, доброе. Я просто не узнавал свою жену. В одну секунду в ней все переменилось, и она стала очень красивой. Светлые волосы слегка золотились на солнце, а в глазах, доверчивых и нежных, отражался радостный свет ясного осеннего утра. Одета она была в кожаное пальто без рукавов, то есть в сарафан, застегнутый на большие бронзовые пуговицы с чеканкой. Начищенные до блеска, они ярко сверкали. Я смотрел на нее и не мог насмотреться. И, может быть, впервые в жизни по-настоящему пожалел, что у нас нет своих детей.
Моя очередь улыбаться наступила в понедельник. Ольга осталась дома, от неприятностей на работе у нее разболелась голова, и вообще у нее было плохое настроение. Прабабушка Наташа тоже осталась дома. После трехдневного отсутствия она вернулась в Березовую рощу усталая, но довольная собой. В понедельник я должен был заменить и бабушку и Ольгу. Честно говоря, мне тоже хотелось остаться дома, полежать с книжкой на диване после трудного дня, но я не дал себе расслабиться. Сунул тетрадку со стихами в карман и поехал на Никитинскую.
Риту я застал в слезах. Увидев меня, она закрылась телефонным справочником и зарыдала еще сильней. Бабушка Валя стояла поодаль, прислонившись к косяку двери, скорбная, с темными кругами под глазами.
– Почему у вас опять идет дождь? – спросил я.
– Пусть поплачет, – устало проговорила баба Валя.
– Почему пусть?
Рита бросила телефонный справочник на стол, выбежала в коридор и закрылась в ванной комнате Мы услышали, как она включила воду.
– Что все-таки произошло?
– Разговаривала с ним по междугородному телефону. Галка ей где-то раздобыла адрес и телефон. Дозвонилась, а он положил трубку, не стал разговаривать.
– Что она ему все навязывается? – Я ужасно разозлился. – Это даже неприлично. Сама навязывается и навязывает ему прекрасную дочь.
– Ты ничего не понимаешь. У девочки будет прочерк в графе «отец».
Вода в ванной комнате шумела ровно и сильно, и мы не знали, умывается Рита или открыла кран, чтобы заглушить рыдания.
– Я ничего не понимаю, – согласился я. – Я бы вместо такого папы два прочерка поставил и забыл бы о нем навсегда. Радоваться надо, что у нее дочь, а она рыдает. Глупость все это.
Я махнул рукой и прошел в комнату к девочке. Аллочка лежала распеленатая. Она тянулась ручонками к погремушкам, привязанным над головой, но движения ее были неуверенные, и она все время промахивалась. Не помогали и растопыренные пальцы. Мне очень понравилось, как Ольга разговаривала с ней в воскресенье, и я тоже сказал:
– Здравствуйте, хорошие люди! Пришедшие в гости приветствуют вас. Как говорили древние латиняне: Ave Caesar, morituri te salutant. Впрочем, это не совсем к месту, но ты ведь маленькая хорошая балда и ничего не понимаешь.
Я достал тетрадку со стихами и помахал ею в воздухе. Алла оставила погремушки и заинтересовалась моей тетрадкой. Польщенный ее вниманием, я начал читать.
Читая стихи, я гримасничал, играя и роль зайца и роль волка. Войдя в азарт, я стал даже подпрыгивать. Если Аллочка не понимала слов, то она должна была понимать жесты, движения. Я так бурно радовался, что заяц не поддался на волчью хитрость, что чуть не опрокинул горшок. Сев на пол после всех заячьих и волчьих прыжков, я увидел, что в дверях стоит Рита и как-то странно на меня смотрит.
– Ты что делаешь? Что с вами со всеми происходит? Вы с ума сошли или я схожу с ума?
Глаза у нее были красные, но она взяла себя в руки и была почти спокойна, даже собрала, как всегда, на лбу гармошкой морщины.
– Ничего не происходит, – обиделся я. – Просто один хороший человек читает стихи другому хорошему человеку, специально для этого сочиненные.
– Стихи?
Морщины сбежали со лба и выстроились вокруг глаз, губы дрогнули. Я думал, она опять заплачет, но Рита вдруг рассмеялась. Смех получился у нее не очень уверенный, как у человека, который смеется первый раз в жизни. И тут произошла другая неожиданность. Алла взмахнула руками, азартно взвизгнула, и мы услышали, как она смеется, хохочет, растягивая во всю ширину свой беззубый рот и помогая себе руками и ногами. Ничего прекраснее этого детского неумелого повизгивания я никогда не слышал. Девочка отвечала на улыбку матери, и Рита, подхватив ее на руки и прижав к себе, опять заплакала, но по-другому, светло и радостно. Это был дождик при солнце, дождик с радугой. Так и хотелось крикнуть: «Дождик, дождик, посильней, чтобы травка зеленей». Но я не крикнул, боясь спугнуть улыбку на лице сестры. Я только выразительно посмотрел на бабушку Валю, а она мне подмигнула и сказала:
– Закурить по этому поводу.
На следующий день Ольга не смогла зайти на Никитинскую и поулыбаться там, как мы договаривались. Я пришел вместо нее. Бабушка Наташа собиралась поехать и пожить недельку около Аллочки, но приболела и осталась дома. Я пошел и вместо бабушки. Недели через две я выяснил, что хожу и улыбаюсь один. Бабушка Валя тоже забыла о нашем уговоре, и я часто заставал ее озабоченной и сердитой. Но я ходил и улыбался, ходил и улыбался и с каждым днем все больше и больше привязывался к маленькой девочке. И однажды я сделал открытие, что хожу уже давно не для того, чтобы воспитывать Аллочку, не для того, чтобы облучать ее своей улыбкой, а чтобы самому облучаться. Мы поменялись с ней ролями. Я слышал, как один раз Рита назвала Аллочку «Солнышко мое». Это солнышко светило и для меня.
Слова
Обращение Ольги «Здравствуйте, хорошие люди» прижилось в нашей семье. Его стала употреблять и бабушка Валя, и Рита, и наши соседи. Маленькая девочка отвечала на него радостной улыбкой. Это обращение предвещало веселую игру с тетей, дядей или бабушкой. И однажды, когда мы с Ольгой пришли в гости и только собрались поприветствовать Аллочку, как вдруг она подпрыгнула в кровати и не сказала, а выкрикнула нетерпеливо:
– Здравствуй! Те! Люди!
Это была едва ли не первая логически построенная фраза после того, как она научилась говорить «мама», «баба» и «тетя». Люди замерли от неожиданности, а наша девочка запрыгала еще сильнее в кровати и выкрикнула еще увереннее:
– Здравствуй! Те! Люди!
Какой тут начался переполох! Ольга подхватила Аллу на руки, я отнял ее у своей жены и начал подбрасывать под самый потолок, бабушка Валя испуганно кричала:
– Что вы делаете, сумасшедшие? Вы ее сломаете.
А наша девочка счастливо смеялась и повторяла:
– Здравствуй! Те! Люди!
