В плеве появлялись другие люди. Они были взволнованы, в них чувствовался холод ночного города.
– Внимание! – заскрежетал вещатель. – Поезда идут с увеличенными интервалами! Выбирайте пути объезда!
Ана достала из кармана карту и развернула её, неспешно и аккуратно, как будто боялась, что та рассыплется у неё в руках. Маршрут, нарисованный Илой, уже не казался безумным. Она всё ещё могла воспользоваться её наметками – перейти на соседнюю ветку, а там пересесть на поезд до самого Келивана. Получалось гораздо длиннее, чем обычно, но если движение не восстановится, то она просидит в плеве до самого калавиата.
Ана поднялась со скамейки, вздохнула и вышла на тёмную, почти ночную улицу. Долгое путешествие пугало её, но ей не хотелось ждать поезда, который может никогда не прийти.
Она быстро добралась до западной линии. На перевалочной станции оказалось людно, несмотря на поздний час, но Ане удалось пробиться в первый же поезд и даже занять свободное место напротив уклеенной объявлениями стены.
Когда поезд уже подходил к Келивану, раздался чей-то удивлённый возглас. Люди облепили окна, Ана не могла ничего разглядеть. Поезд замедлил ход, бадван огибал район полукругом. И тут Ана увидела в окнах в конце вагона то, что так поразило остальных.
Абитинская башня раскололась пополам.
Вся верхняя часть здания обрушилась, точно её срезали под кривым углом. На нижних этажах в окнах горел свет, мерцали приделанные к стенам ночные фонари, даже переливалась неестественно-яркими цветами призывная иллюминация, верхняя же часть здания была черна, как от копоти. Из отверстого жерла башни уродливо торчали осколки каменных плит и согнутые стальные сваи. Над полуразрушенным зданием завис огромный воздушный корабль, похожий на пассажирские челноки, которые летают через пустыню. Неповоротливый виман ощупывал рваные стены мощным прожекторным лучом. Луч поднимался над чёрными запавшими окнами, выхватывая из темноты глубокие трещины в фасаде.
Виман направил луч на самый край разрушенной стены, луч скользнул в зияющую горловину здания – и башня вместе с кораблём скрылись за поворотом.
Музыка
Ночью Ана никак не могла уснуть. Воздух в комнате был сухим и тёплым – как на окраине города в середине дня, где часто волнуется ветер, и песок быстро забивает фильтры у маски. Исправно гудел комнатный дхаав, каждый вздох обжигал лёгкие.
Ана порывалась встать, заварить себе хараса, настроить радио на запоздалую волну, но никак не могла решиться – признаться себе в том, что уже несколько часов кряду не может заснуть. Она верила, что вот-вот провалится в сон. Ещё немного, и волнения завершившегося дня поблекнут – бессвязный бред в вещателях утром, страшная духота в видая-лая, долгое возвращение домой… Если же она встанет, если включит хрипящий приёмник и пригубит терпкого кипятка, то уже точно не сможет заснуть всю ночь.
И она ворочалась на постели, не открывая глаз.
Наконец, устав притворяться, что засыпает, Ана поднялась и подошла к окну. Над городом медленно плыли редкие облака, освещённые снизу прожекторными лучами, но ей вдруг привиделось, что это ветер поднял в беззвёздное небо тучи песка, и скоро разыграется буря, ураган, какой бывает лишь в самом сердце спящих земель. Песок забьёт воздуховоды, станет нечем дышать.
Ану подташнивало, пить харас не хотелось. Она включила свет – темнота угнетала её, как если бы именно из-за сумерек затруднялось дыхание. Лампа на потолке злобно сверкнула, и Ана прикрыла ладонью глаза.
Вид за окном преобразился. Улица, бесплотно проступающая сквозь отражение комнаты, стала призрачной и пустой. Тёмные силуэты домов сливались с ночным небом.
Ана присела у окна. Сон совершенно развеялся, заняться было нечем. Она включила радио.
Из вещателя в комнату полилось заунывное завывание, сквозь которое неуверенно пробивался голос ведущего запоздалых новостей и музыка, медленная и сумеречная, едва различимая в шипении помех. Две волны гасили друг друга. Ана повернула регулятор, отрывистое бормотание новостного выпуска оборвалось, как тонкая нить, а музыка вместе с раздражающим шипением заиграла ярче – казалось, по ночной волне передают шум ветра и старую бесцветную песню, которую пели сказочные паломники в песках.
Ана вспомнила о чём-то.
Она выдвинула ящики стола, забитые ненужными вещами. На пол посыпались сломанные карандаши, сменные стержни для ручек, детали от старой радиолы, которую Нив когда-то разобрал.
Наконец нашла.
Потёртая кассета с магнитной плёнкой лежала в самом нижнем ящике под стопкой увядшей бумаги и альбомом с вырезками из газет. На железной крышке криво скалился ярлык с длинным многозначным числом – вроде порядкового номера у записей из архивов. Ана наткнулась на плёнку ещё до последнего отъезда Нива. Гу́птики у них не было, и она сама бы никогда не притащила заезженную кассету домой. Она собиралась спросить Нива, откуда взялась эта штука с непонятным номером, но забыла.
Кассета в металлическом футляре, раздражённо лязгнув, упала на стол.
Что это? Тайное послание, передача с исчезнувшей волны, а может, просто музыка, медленная пустынная песня, которую Нив хотел послушать вместе с ней, но не успел, отправившись в свой последний полёт?
Ана вспомнила, как Нив сетовал на то, что у них нет гуптики, как они присматривали вместе новенький проигрыватель, собираясь вскоре его купить.
После того, как он вернётся из-за стены.
* * *В коридорах видая-лая голова кружилась от шума и духоты.
Первое занятие у Аны начиналось после полудня. Она приехала во время перемены, когда все этажи заливал звонкий детский гомон. Дхаавы не справлялись, под потолком блестела пыль. Ана шла по коридору, не сняв чёрную маску, и дети испуганно на неё косились.
По пути она чуть не столкнулась с учителем гали, который забавно пятился задом из класса, обхватив короткими толстыми лапками огромный проигрыватель.
– Добрый день! – сказал учитель.
Вместо приветствия Ана отрывисто кивнула и, осознав, что до сих пор выглядит, как песчаный паломник, стянула с лица маску.
– Вы позволите?
Учитель зашагал по коридору, крепко обнимая старую гуптику и покачиваясь при ходьбе.
Ана поморщилась. Кто-то вытащил из коридора шкаф, и яркое полуденное солнце било в глаза.
В учительской проходило внеплановое собрание.
Сад стоял у двери и вытирал платком пот со лба. Он был похож на ораторов, которые по праздникам выступают с трибун на городских площадях, обливаясь от пота. Незнакомый молодой мужчина – видно, из недавно принятых учителей – занял его любимое кресло. Вайс, учитель а́гка-вида́я, листал журнал, присев на край стола. Ка́нти, пожилая женщина, которая раньше вела занятия у вечерников, пристроилась на перекошенном стуле у стены.
Илы не было. Ана поморщилась, вспоминая, во сколько у подруги начинается первый урок…
– Ты как раз вовремя! – выпалил Сад. – У нас сегодня целый букет новостей!
– Говорят, это может произойти снова, – добавил сидящий в кресле.
– Что произойти? – спросила Ана.
– То же, что и вчера. Вернее, позавчера.
Сад нервно расхаживал по комнате,
