— Хватит, — устало сказал я, — хватит меня так рьяно опекать. Я сейчас прекрасно знаю, что вы что-то скрываете от меня, недоговариваете. И что именно — выясню обязательно!
И, круто развернувшись, пошёл прочь. Меня пробрала досада: ну что за упёртость? До всего, до Цветов, до их связей, до крыльев и умением ими пользоваться мне почти всегда приходилось доходить своим умом. И, что самое раздражающее: да на кой чёрт я вообще дался драконам? Ну ладно, один клан мог проявить такое, с позволения сказать, экзотическое желание, но чтобы сразу все? Да мало ли принцев и принцесс в людских государствах? Или даже не людских — гномы, эльфы, мало ли знати среди них? Так почему свет не сошёлся клином именно на мне?
— Магическое способности, — казалось, шепнуло мне аметистовое тепло, — ты держишься здесь лишь потому, что владеешь магическими способностями. Возможно, здесь кто-то был и до тебя, но не выдержал всех тягот жизни здесь. Ты за маской своего волшебства хоть как-то можешь стоять наравне с драконами. Прочие же, которые были вынуждены чувствовать себя существами низшего сорта, такого, наверное, просто не выдерживали. Даром что каждый из них, как и ты сейчас, начинал ощущать тяжесть давления Цветов. Вот и сошлись на тебе, что драконьи послы готовы были передраться…
Драконьи послы… Готовы были передраться… Почему-то казалось, что эта мысль в своё время не была додумана до конца. Ведь, сказать по совести, никого, кроме Ариадны, больше не было. И разговор изначально шёл за три полных дня после прибытия драконьего посла. Почему отец стремился как можно быстрее меня вышвырнуть меня из Виллгарда, было понятно. Но почему, кроме Ариадны, больше никого не было?
И, что не менее важно, это сцена, когда нас атаковали два уже, вне всякого сомнения, Сиреневых дракона. После прожитого здесь времени я твёрдо уяснил, что драконы своих сородичей действительно любят. Да и сама Ариадна прямым текстом тогда сказала: смертоубийство — тяжелейшее преступление среди драконов. И всё же Сиреневые готовы были на это преступление. И всё же… и всё же… Нет, что-то не сходится. Чего-то не хватает! Как будто какая-то мелочь, деталь, выскользнувшая из моего внимания и не позволяющая запуститься мыслительному механизму, который бы всё расставил по местам. Но что же…
Глава 4.7
ГЛАВА 7, в которой я знакомлюсь ближе с некоторыми Сиреневыми драконами.
— Ты верно мыслишь, юный принц, — словно нарочно растягивая слова, сказал кто-то за моей спиной мягким, вкрадчивым голосом. Я, за своими мыслями успев войти в замок и добраться до четвёртого этажа, обернулся и увидел, как возле одного из окон стоит Уталак. Я медленно было попятился назад…
— Не уходи, принц, пожалуйста, — мягко сказал он, смотря на меня фиолетовыми глазами с вертикальным зрачком, — мне очень хотелось с тобой познакомиться.
И я подчинился. Одет он был в тёмно-фиолетовый охотничий костюм. У него были длинные чёрные волосы, нос правильной, благородный формы. И внезапно я вспомнил. Это же его я видел в Орхорском Университете! Не потому ли они были там, что хотели как можно больше узнать о ком-то… Обо мне? И этот драконий взгляд… от Уталака исходил мощный пульс харизмы, влияния, которому невозможно было противостоять. Моё аметистовое тепло, до того согревавшее меня и дающее подсказки, вдруг сжалось с неким весёлым испугом, словно увидело кого-то родного, но намного больше, старше и мудрее.
— Ты верно подметил, принц, — с улыбкой сказал он, когда я подошёл к нему, — не просто так в Тискулатусе ты не увидел других драконьих послов. Заминка вышла по одной досадной, незначительной, но вполне законной мелочи. Ты сам изъявил желание отправиться в путь немедленно. Что дало вполне законный повод твоему отцу на следующее утро развести руками: мол, извиняйте, господа, сами виноваты. Не пугайся, — с улыбкой сказал он, увидев на моём лице испуг, — я не читаю твои мысли. Я лишь слышу голос моей любимой Сирени, — в этот момент он зажмурился и мечтательно улыбнулся, — и она рассказала мне, какие ты задавал ей вопросы по пути сюда.
В этот момент он закрыл глаза и с недовольным выражением лица открыл их, посмотрев куда-то вниз.
— Мизраел несётся сюда, как разъярённый бык, которому перед мордой повесили красную тряпку, а задницу прижгли раскалённым клеймом, — с усмешкой сказал Сиреневый Хозяин, — в общем, принц, ты всё же подумай. Зачем тебе страдать здесь, в бесконечном конфликте твоей Доминанты и родового Цвета этого места? Сколько Лазурных обмороков ты уже испытал, ощущая на себе гостеприимство Мизраела? Один уж точно, Сирень сказала мне, что Гиордому, моему покойному племяннику, пришлось спасать тебя из когтей Кошмара. А ведь всё может быть по-другому. И не бойся, что в родной среде ты размякнешь и станешь слабовольным: мы своих учим с не меньшей строгостью и суровостью, но при этом с любовью и поддержкой, и детки мои — это моя гордость, каждый из которых в чём-то преуспел. И для твоего государства, — многозначительно добавил он, — Сиреневые драконы будут ничуть не худшими союзниками, чем Лазурные. Не надо отчаиваться, принц. Не поздно ещё всё переиграть.
В этот момент он вздохнул.
— Через тридцать секунд Мизраел будет здесь. Тебе лучше уйти, потому как сейчас тут будет очень громко и жарко. Но над моими словами ты всё же подумай. Нет вины дерева в том, что оно боится огня. Нет вины металла в том, что он боится воды. И нет твоей вины в том, что ты не принимаешь Лазурь, принц. А теперь иди.
В этот момент наваждение, до того заставлявшее в немом благоговении стоять перед Уталаком и внимать каждому его слову, отпустило меня, и я тут же бросился прочь. Я успел подняться на целых три этажа, и всё равно до меня донёсся яростных рык Мизраела, когда он добрался до Уталака. Решив не представлять себе, на кого они будут похожи после выяснения отношений, я юркнул к себе в комнату и запер её. И с трудом подавил забытое детское жаление спрятаться под одеяло с головой, ведь когда-то мне, как и каждому ребёнку, казалось, что таким образом можно спрятаться от чего угодно..
***
Я не пошёл на обед. Мне не хотелось есть. Да и яснее ясного было, что приём пищи будет проходить в компании всех тех, кто прибыл сегодня утром в замок. А мне до смерти не хотелось оказываться рядом с Уталаком. Несмотря на то, что я ощущал в нём что-то до боли знакомое и
