— У меня было несколько студентов с таким именем, — произнесла напряженно пытаясь понять к чему он клонит.
На самом деле оно одно время было очень распространено, ведь так звали известного оперного певца, сумевшего покорить пол галактики своим изумительным пением.
— Хорошо. Я спрошу иначе. Май Ветрофф вам знаком?
И здесь этот мальчишка засветился. Каким образом? Что в этот раз натворил?
— Да. Не пойму к чему вопрос.
— Это вы помогли ему зайцем пробраться на корабль? — гаркнул мужчина так громко, что у меня заложило уши.
И это еще недавно он мне показался милым мишкой? Да о чем я думала? Вудс совсем не милый, он жестокий и несгибаемый.
— Нет, — возмутилась. — Как вы могли такое подумать?
— Вы нашли виновника? — рядом, словно чертик из табакерки возник Дитрих фон Кром. И где его носило, когда всех тут разве что не препарировали?
— Вы меня имеете в виду? — спросила холодно, чувствуя, как во мне начинает подниматься волна неприязни к этому холеному аристократу.
Пренебрежительный взгляд в мою сторону такой, каким смотрят на досадное недоразумение.
— Мальчишка не признается. Но я думаю его додавить, — холодно усмехнулся граф, обращаясь к капитану.
В моем мозгу начала выстраиваться цепочка событий.
Последний экзамен.
Саботаж Мая Ветроффа.
Его желание оказаться членом экспедиции Крома. Мой отказ. Реакция со стороны мальчишки.
Огромный трюм с сотней контейнеров разного размера.
Упоминание о транспортной декларации.
Вопросы по поводу знакомых с именем Май.
— Этот негодник пробрался на корабль?! — я не спрашивала, а утверждала, внутренне охнув от возмущения.
— Она — пособница? — граф моментально сделал неверные выводы. Впрочем, наверное и я поступила бы так же.
Но как же обидно чувствовать себя безвинно виноватой.
— Подождите, Дитрих, — попытался остановить графа капитан.
Моя руку по прежнему лежала на браслете Маршала.
Только Кром совершенно не слушал что говорит Вудс, он закусил удила, принявшись обвинять меня во всех смертных грехах.
— А вы знаете, что бывает с теми, кто нарушает закон? Мальчишке то может быть ничего страшного не будет, его отец отмажет от наказания, в крайнем случае откупится деньгами, заплатив вред. Ему, думаю, хватит. А вот чем думали вы, когда помогали? Вы же взрослая женщина, достаточно известная в узких кругах, читаете детям лекции. Вы зачем подписались на эту авантюру? Вы хоть понимаете чем вам это грозит? — чем дальше граф меня отчитывал, тем больше становились мои глаза.
У меня всякое бывало: студенты на лекциях безобразничали, каблук сломался во время выступления, муж ушел к другой женщине, посчитав, что я слишком для него толстая. Но во всех случаях была причина, приводящая к подобного рода последствиям. Здесь же я не находила вообще никаких оснований для обвинения.
Тот факт, что парень мой студент, еще ни о чем не говорил. Через мои руки прошли сотни молодых людей. И что? Теперь надо меня с ними со всеми связывать, обвиняя во всех смертных грехах?
Это полный бред.
— Нет. Это не бред! — прорычал граф, окатив меня презрением с ног до головы. — Это чистая правда. Все сходится.
Надо же, не думала, что произнесла что-то вслух. Впрочем, так даже лучше.
— У вас нет никаких доказательств, — вспомнила коронную фразу герои детективных фильмов.
— Вы сами только что подтвердили свою причастность к появлению зайца на корабле. Тем более, я вас застукал на месте преступления, — холод в голосе мужчины вымораживал. Он резал по живому.
— Где вы меня застукали? — охнула.
— В трюме. Вы там были и следили, чтобы никто не обнаружил Ветроффа.
А ведь, действительно, подозрительно в свете последних открытий, мое нахождение в той части корабля, где пассажирам совершенно не место.
— Да я заблудилась! — воскликнула. И почему я сразу не призналась? Надо было сказать, что не знаю куда идти, тогда бы не было никаких хлопот. А теперь вот доказывай, что я не со злым умыслом оказалась в трюме лайнера.
— Я вам не верю, — надменно произнес граф. — Вы лжете, — глаза полыхнули темнотой.
— Больно надо, — приблизилась насколько возможно к Крому. Если бы капитан, стоящий рядом, и наблюдающий за нами, как за клоунами в цирке, то я бы вцепилась в волосы графа, настолько меня душило негодование.
Быть обвиненной во всех смертных грехах, этого мне еще не хватало для полного счастья.
— Так, брэйк! Разойдитесь по углам ринга! — пробасил капитан, которого мы начали теснить, доказывая свою правоту.
— Он первым начал меня обвинять непонятно в чем, — невымещенная обида требовала выхода.
Меня смерили презрительным взглядом полным превосходства.
— Я это выясню! — припечатал капитан. — А теперь тихо, — гаркнул он так громко, что даже воздух в кают-компании застыл, подчиняясь приказу.
— Капитан. Все ясно как дважды два. Прикажите своим помощникам взять эту особу под домашний арест до возвращения на Землю, — подсказал Дитрих, холодно взирая в мою сторону. Для себя он все уже решил.
А меня даже женщиной не назвали.
— Себя посадите в карцер, — буркнула в ответ на обвинения Крома.
— Я сказал — тихо! — еще раз рявкнул Маршал. — Вы, граф, займитесь своими делами. На этом корабле расследование веду я. И я решаю что делать с зайцами и их пособниками. А вы, Трип, пройдите со мной в кабинет. Мне надо кое-что выяснить наедине.
Мое сердечко замерло и вновь поскакало в галоп. Еще этого не хватало. Неужели меня на самом деле поместят под арест? Очень похоже. Зачем бы капитану требовать меня к себе на ковер. Это он просто хочет меньше светить свое жесткое решение перед другими членами экипажа и участниками экспедиции. Все же начинать полет с заключения одного из пассажиров это дурной знак.
Я искала помощи, вот только ее нигде не было. Лайза как будто испарилась. Хотела вызвать ее, но потом подумала, что это будет выглядеть еще более подозрительно.
Мы молча прошли в каюту капитана. И опять я чувствовала себя пленницей, за которой шествует надсмотрщик.
Так разволновалась, что совершенно не обратила внимание на просторное помещение, выполняющее роль кабинета Маршала. Его каюта состояла, как минимум из двух комнат. В одной мужчина работал, а в другой отдыхал. Дверь в соседнее помещение была открыта, через проем была видна заправленная постель.
Неплохо живут капитаны корабля, в отличие от простых смертных. По стенам кабинета были развешены картины, в основном вышедшие из под кисти художников-импрессионистов. Лес. Летнее утро. Знойное лето. Морозная зима. Картины были настолько атмосферны, что стоило только на миг на них засмотреться, как сразу же сознание начинало проваливаться в иллюзорный мир.
Помимо «живых» в своем великолепии картин, убранство кабинета навевало мысли о Земле. А все потому что мебель была в основном деревянная, а не из углепластика. Массивный стол, вращающееся большое кресло, пресс-папье непонятно для чего использующееся в условиях электронных сообщений и пластиковых
