не увидите вовсе, поскольку взрослые слоны в грузовике не умещаются. — Он вновь повернулся к министру. — Ваши намерения очевидны: очистить землю от всего, что мешает сельскому хозяйству и домашнему скоту. Быть может, теперь вы четко и ясно расскажете нам, какие указания касательно экспедиции к озеру Рудольф получил Кэрби-Смит от вас или от правительства в целом? Истребить все, да?
— Нет, — Кимани стукнул ладонью по столу, глаза его почти вывалились из орбит. — Разумеется, о поголовном истреблении нет и речи. Я лично давал указания мистеру Кэрби-Смиту, и он совершенно точно изложил их собравшимся.
— Тогда еще один вопрос: вы лично давали приказы по отстрелу в Серенгети во время войны?
— Нет, тогда у нас было военное правительство.
— Я получил указания от армии, — спокойно сказал Кэрби-Смит. — А что?
Но ван Делден не обратил на него внимания и продолжал смотреть на Кимани.
— Майор Кэрби-Смит получил задание кормить армию. Точно так же, как теперь он получил задание кормить кочевников на севере. Он говорит, что все будет сделано по науке. Знаете, какой смысл он вкладывает в слова «по науке»? В его устах они означают полное истребление.
— Чепуха! — Кэрби-Смит раскраснелся, улыбки и обаяния как не бывало. — В чем только вы меня не обвиняли! Все эти обвинения беспочвенны, все! Но приписать мне истребление диких животных — это…
— Тогда спросите Кимани, почему он опоздал ровно настолько, чтобы отложить открытие конференции на сутки, а посещение Серенгети вообще отменить? Да если б делегаты поехали в Серенгети…
— Завтра я вас туда отвезу, — быстро вставил так и не севший на место Кимани. — Любой желающий, будь то делегат или репортер…
— Отвезете к озеру Лгария?
Кимани замер с разинутым ртом. Потом он посмотрел на Кэрби-Смита и быстро сел.
— Нет, — сказал ван Делден, — никого туда не повезут, ибо стоит вам увидеть Серенгети, и поднимется такой крик…
— Вы ничего об этом не знаете! — Кэрби-Смит вперил взгляд в ван Делдена. Они стояли лицом к лицу, глядя друг на друга из разных концов зала. — Конечно, животных убивали…
— Все антилопы гну, все зебры, все газели уничтожены во время бессмысленной бойни!
— Вы преувеличиваете, Корнелиус. Вы были на Сейшелах и понятия не имеете, что представляла собой здешняя война. Весь район к югу отсюда был сплошным полем боя. Войска надо было кормить…
— Убито миллион животных. — Резкий голос ван Делдена громом рассыпался по залу. — Всеобщая бойня без разбора! Убийство ради убийства!
Кимани вновь вскочил на ноги, повернулся к ван Делдену и закричал, не обращая внимания на зал:
— Это ложь! Отстрел велся по экономическим соображениям! Убивали столько, чтобы хватило армии, не больше. — И он добавил высоким громким голосом: — Я знаю, почему вы выдвигаете все эти обвинения. Вы досадуете на власти за то, что вам не разрешили остаться в стране. Вы где-то скрываетесь и не можете ничего знать о положении дел.
— Я видел Серенгети. — Корнелиус ван Делден обвел тяжелым взглядом делегатов. — Я видел то, что никогда не позволят увидеть вам — кладбище миллиона великолепных зверей. Грузовики окружали перепуганных животных, и их косили из ружей, когда они беспомощно сбивались в кучки, так плотно, что их кости так и лежат грудой.
— Вы лжете! — вскричал Кимани. — Я прикажу арестовать вас!
— Я лгу, да? — Ван Делден извлек из кармана кипу фотографий и, быстро пройдя по рядам, раздал их делегатам. — Человек может лгать, но фотография — никогда! Эти снимки были сделаны вчера утром «поляроидом». Взгляните на них. Поголовное истребление! — загремел он. — А вы сидите тут, и этот человек дурачит вас, внушая мысль, что отстрел будет «по науке». У майора есть контракт и холодильный комбинат.
Ошеломленные делегаты молча передавали друг другу фотографии. Один поднялся и спросил Кимани, могут ли они отправиться к озеру Лгария завтра же, чтобы увидеть все «своими глазами». В ответ на это министр закричал:
— Нет! Это гнусная ложь. Подделка.
Все заговорили разом. Объективы камер метались от делегата к делегату, и я заметил, как Каранджа с улыбочкой наблюдает за Кимани, словно радуясь конфузу своего министра. Кэрби-Смит снова встал и начал говорить что-то об изменившихся условиях. В Серенгети, мол, шла война. Но никто его не слушал, делегаты возбужденно переговаривались между собой. Сэр Эдмунд стучал пепельницей.
— Прошу соблюдать порядок, господа. Предлагаю сделать перерыв. Конференция возобновит работу через четверть часа, в более спокойной атмосфере.
Заскрипели стулья. Репортеры обступили ван Делдена, хватали фотографии, совали их ему и снимали его крупным планом с этими фотографиями в руках. Воцарился ад кромешный, и рядом со мной раздался дрожащий голос Мери Делден:
— Зря он это сделал. Зря повернул дело так, чтобы свалить всю вину на Алекса… — Она умолкла, когда Кимани стал проталкиваться на веранду, неистово сигналя руками охранникам, которые стояли, опершись на свои винтовки. — Боже мой, они загнали его в угол!
И она быстро двинулась через зал, проталкиваясь сквозь толпу. Наконец Мери оказалась рядом с Кэрби-Смитом. Майор разговаривал с сэром Эдмундом, и я видел, как он повернулся и склонил голову, чтобы лучше расслышать то, что говорила ему девушка.
Кен схватил меня за руку.
— Ты можешь достать мне еще пленки? У меня почти кончилась, я не успел снять, как они хватают его…
Но было уже поздно. Кимани тащил за собой капитана. Тот выкрикивал приказания, и охранники сбегались к нему со своих постов вокруг усадьбы. Хлопнул выстрел, сухой как щелчок кнута. Все на миг умолкли. Сначала я подумал, что это палит какой-нибудь воинственный солдат, но теперь и за домами слышались крики: «Ндову! Ндову!» Еще один выстрел, потом визг, и вдруг из-за последнего строения показался какой-то качающийся серый контур. Слон волочил одну ногу, хобот его был задран кверху. Увидев нас, стоявших толпой перед столовой, он остановился. Хобот раскачивался из стороны в сторону, ловя наш запах, огромные уши развевались как паруса.
Внезапно я увидел глаза слона, маленькие, глубоко сидящие в больших впадинах позади вздернутых бивней. Бивни были крупные, но туловище слона состояло, казалось, из одних костей. Я едва успел подумать, что несчастное животное вот-вот сдохнет от голода. Вдруг слон затрубил, и звук этот оборвался на визгливой ноте страха. Потом он вновь двинулся в нашу сторону, голова и хобот раскачивались, словно слон не знал, куда ему повернуть.
Никто не был затоптан лишь потому, что Кэрби-Смит сохранил присутствие духа. Пока мы стояли, словно истуканы, не способные сдвинуться с места от удивления, он бросился вперед, вырвал у одного из охранников винтовку и, оставив нас за спиной, выскочил наперерез слону. Вскинув винтовку к плечу, он сбалансировал ее, положив на затянутую в перчатку руку, выждал мгновение и выстрелил. Серый мешок с костями, даже не вздрогнув, продолжал двигаться вперед. Вдруг колени слона подломились, и он рухнул на грудь: голова поникла, бивни зарылись в землю, оставив в дерне глубокие борозды. Слон замер и медленно завалился на бок.
Солдаты мигом ринулись на него. Они громко вопили, в руках у них были ножи, похожие на атрибуты какого-то колдуна. Другие орудовали штыками. Истосковавшиеся по мясу охранники принялись неистово кромсать тушу. Долговязый капитан тоже был там, и лишь Кэрби-Смиту удалось навести некое подобие порядка. Он криками вызвал тех солдат, которые прежде были следопытами, и добился правильной разделки туши. Затем он созвал делегатов, собрал вокруг себя и показал им левую заднюю ногу слона, на которой был намотан кусок толстой проволоки, врезавшейся в плоть.
— В прежние времена, — сказал Кэрби-Смит, — такими делами занимались браконьеры. Но теперь
