— До свадьбы отец не имел привязки к Родизе. Да и мама, насколько я знаю, не была для него смыслом всей жизни. Все это пришло позже. И семейное счастье тоже, — продолжает убеждать меня цессянин. — У нас с тобой ситуация мало чем отличается. Все зависит от того, как именно намерены себя вести те, кто будет взаимодействовать. Если изначально они готовы идти на компромисс и принимать друг друга на равных, так и будет. Это невозможно регулировать законами или запретами.
Ответить ему я не успеваю.
— А где Атиус? — раздается приглушенный, но вполне различимый женский голос. — Все еще выгуливает девочек?
— Видимо, так, — отвечает ей чуть более высокий, звонкий.
Вновь приникнув к окошку, я вижу, как Родиза заглядывает в планнер и откладывает его в сторону. Опускается с сиденья на пол, оказываясь рядом с Орлеей, спускает с плеча платье, освобождая грудь, и забирает дочку из рук королевы.
— Полагаешь, наследница со всей ответственностью подошла к вопросу выбора или все же пытается выиграть время, затягивая процесс? — продолжает разговор та, наблюдая за кормлением и поглаживая светлые волосы вцепившейся в маму девчушки.
— Затягивает, — веско, со знанием дела отвечает Родиза. — Дэйль сказал, что у нее к Атиусу уже есть влечение, значит, девчонка, скорее всего, мечтает о танце с ним без жены. Наверняка жалеет, что согласилась на статус фаворитки, она же не в наших традициях воспитана.
— Будет давить на мальчика, — расстроенно вздыхает Орлея. — Неужели она такая же, как ее прабабка?! Сначала та до такой степени влюбила в себя моего тогда еще будущего мужа, что он ради нее готов был на что угодно! На Зогг за ней полетел, хотя мой отец и просил его этого не делать. Даже жениться на этой вертихвостке собирался, несмотря на то, что это лишило бы его возможности стать королем Цесса. А Лила его отвергла! Мало того, отказалась помочь ему избавиться от навязчивой тяги к ней, обрекла на долгие годы мучений и обвинила в домогательстве![2] Неслыханно! Нашего Дэйля, такого искреннего, деликатного!.. — Королева даже задыхается от возмущения и смахивает слезы, выступившие на глазах. — Еще и ипериане насмехались и унижали, пока он был в плену. А теперь ее правнучка будет изводить моего сына! Говорила я, не нужно связываться с этой семейкой! Но у мужчин свои планы. Родиза, за что мне такое наказание?!
— Это политика… — в тон ей сетует королевская фаворитка.
Атиус не дает мне дослушать разговор. Схватив за локоть, тянет в сторону, торопливо задергивая штору. Он уже на словах родительницы начал проявлять беспокойство, а теперь совсем разнервничался.
— Это ложь! — возмущаюсь я вовсе не бесцеремонному обращению, а тому, что услышала от его матери. — Такого не может быть! Лила не могла…
— Тише, Дейлина, тише!
Принц успокаивает меня, оттаскивая подальше от стены, голоса за которой теперь слышны лишь как невнятный гул. Наконец, когда мы оказываемся у двери, отпускает и, уперев ладони в покрытие, замирает напротив. В тесном пространстве меж его рук мне не слишком комфортно. Но как изменить положение, если любая попытка вырваться приведет к тому, что он меня банально обнимет?
К счастью, цессянин переходить к активным действиям не намерен. А может, просто видит доблестного пограничника, который, деловито высунув наружу мордочку и одну лапку, внимательно следит за происходящим. Потому Атиус не позволяет мне сбежать, по всей видимости намереваясь нивелировать впечатление от услышанного. Ведь он определенно не на этот эффект рассчитывал, когда привел меня сюда.
— Дейлина, мне жаль, что ты это услышала, — торопливо шепчет. — Понимаю, насколько для тебя шокирующе…
— Это неправда! — шиплю тихо в ответ, не желая прислушиваться к его доводам. — Да, мама не рассказывала мне подробности о жизни прабабушки, но я знаю точно — Лила была порядочной и честной девушкой. Она рисковала жизнью и ради своей любви осталась жить на чужой планете. Которую, кстати, именно цессяне пытались сначала захватить, а потом и завоевать. Разве не так?
— Так, — миролюбиво соглашается Атиус и тут же вновь переходит к давлению: — Но при чем тут война между Зоггом и Цессом? Мы же о личных отношениях моего отца и твоей прабабушки говорим. Ты сама посуди, раз тебе не рассказали всего — значит было что скрывать…
Я задыхаюсь от очередной волны возмущения, а принц немедленно извиняется:
— Прости. Не важно это. Для меня все, что было между нашими родственниками, не имеет значения. И если уж мой отец простил Лилу, забыв о нанесенном оскорблении, то уж я тем более не собираюсь переносить на тебя эту обиду. Прошлое пусть останется в прошлом. Наше будущее зависит только от нас.
И от мстительности твоей мамы! Которая, определенно в отместку своей сопернице, убедила тебя сделать меня, наследницу, всего лишь фавориткой. Девочкой для удовольствий, на вторых ролях! Как бы красиво ни смотрелась ваша тройственная семья, какими бы идеальными ни выглядели отношения — для меня они неприемлемы. И согласилась я только потому, что на тот момент это был мой единственный шанс избавиться от опеки дяди и вырваться на свободу. А это значит…
Это значит, что ни одну из тех мыслей, что рождались в моей голове, я Атиусу не открыла. Закрыла глаза, прижалась затылком к прохладной стене и ровно дышала, утихомиривая бушующие в душе эмоции.
Негромкий голос цессянина раздался не сразу. Наверняка он понял, что мне нужно время прийти в себя. И даже на шаг отступил, убрав руки.
— Дейлина?..
— Вы правы. — Я нахожу в себе силы улыбнуться и сделать вид, что приняла его позицию. А потом и вовсе меняю тему, чтобы больше к ней не возвращаться: — Сколько времени осталось до представления?
Сорок минут. Казалось бы, всего ничего. Однако за это время я успеваю так много!
Успокоиться окончательно. Отослать из комнат прислугу, которой тут даже больше чем нужно, просто в первый день в расстроенных чувствах я не успела этого заметить. Обменяться новостями и впечатлениями о претендентках с дожидающейся меня Файолой. Переодеться с ее помощью в свежее белоснежное платье. Принять решение завтра ультимативно заявить Атиусу, что не собираюсь ходить в этих бледных одеждах, и потребовать, чтобы портные все же
