- Один момент, - вмешался Гано. - Мы с моим другом не закончили разговор, весьма важный. Мне надо сказать ему несколько слов. Вы позволите?
- Не задерживайтесь, - порученец дёрнул щекой, но настаивать не стал. - У мессера Капитана много других дел.
Поскольку отходить в сторонку или отворачиваться тот даже и не подумал, Гано за рукав оттащил Бокку на несколько шагов.
- Я надеюсь, ты не станешь выдавать меня? - прошептал он, требовательно глядя в глаза.
- Ты с ума сошёл! - тоже шёпотом ответил Бокка. - Мы друзья и я не предам тебя даже если мне будет грозить смерть.
- А то, о чём я тебе говорил? О мессере Фаринате?
- Клянусь, от меня никто не услышит ни слова! Я не согласен с тем, что вы задумали, но не буду предавать ни тебя, ни... никого.
Гано зло покосился в сторону порученца.
- Зачем он зовёт тебя?
- Сейчас схожу и узнаю.
- Не нравится мне это. Почему сейчас? Почему тебя? Ты кому-нибудь что нибудь говорил?
- Да нет конечно, Гано. Ты с ума сошёл!
- Я не сошёл с ума. Этим ты бы мог купить себе полную реабилитацию. Не каждый устоит перед таким соблазном.
- Такой же соблазн есть и у тебя.
- Э, нет. Я хочу большего!
- Я тоже.
- Ну, и?
- Но не ценой предательства.
- Тебе всё-таки придётся сделать выбор, с кем ты. Но да ладно. Поговорим ещё об этом.
Бокка покачал головой. Предать свой город? Немыслимо.
Капитан был в сопровождении двоих из двенадцати членов своего Совета. Все трое наблюдали за воинской игрой и негромко переговаривались.
- Бокка дельи Абати, мессер Капитан, - оповестил своего патрона порученец, вызвав у Бокки невольную гримасу. И ведь не чернь - "тощие" пополаны в окружение Капитана Войны не попадут никогда - и должен иметь уважение к славным фамилиям. Но - нет, специально показывает презрение, подлец. Члены Совета бросили на него небрежные взгляды и отвернулись, продолжая свой разговор, словно сговорившись настроить Бокку против себя ещё больше, кабы то было возможно. Взгляд Капитана тоже не грел приветливостью. Тем не менее Бокка обозначил учтивый поклон - не стоит уподобляться невежам.
- Рад вас видеть, - разлепил губы Капитан, солгав в первом же слове. - Вы, надо полагать, знаете меня, так что в представлении нет нужды, не так ли?
- Ваше имя и должность мне известны, мессер. - не удержался Бокка.
- Не стоит дерзить, - скривился Капитан. - Право слово, не стоит. Я вызвал вас по делу...
- Вызвал? - вспыхнул аристократ. - Прошу прощения? Вы полагаете меня своим вассалом?
- Это - Фиренца, - презрительно бросил Капитан. - И до тех пор, пока стоит республика, тут нет и не будет ни сюзеренов, ни вассалов, как бы вам ни хотелось обратного. И - да, я вас вызвал. Сказал бы, что пригласил, но приглашение, от которого нельзя отказаться всё же вернее назвать вызовом. Или вы считаете, что в вашем положении вы могли отказаться? Нет? Ну и то-то же. Впрочем, могу оказать вам такую честь: если хотите, можете убираться ко всем чертям... Что вы на меня так уставились? Вызвать меня на поединок вам не по чину, так что нечего тут меня глазами жечь. Я-то хотел с вами обсудить кое-какие детали предстоящей кампании, думал, это вам будет интересно... да и небесполезно. Ведь, насколько я знаю, ваша семья лишилась поместий и долей в мануфактурах, всех доходов, и сейчас крайне нуждается? В цех вы тоже не записаны, что уже незаконно. Да, я знаю, что вы обращались с прошениями, но они так и не были удовлетворены, что делает вас, де юре, преступником. Это можно было бы исправить. Да и о вашем прошлом было бы забыто. По крайней мере очередной залог за жену и дочку, который вам нечем платить, точно будет отсрочен, а то и вообще ваше имя из залоговых списков уберут. [По принятым после победы гвельфов порядкам, побеждённые гибеллины по умолчанию приговаривались к смерти и, чтобы избежать казни, главы семейств должны были ежемесячно вносить залог за всех членов семьи. В случае неуплаты залога отсрочка казни более не действовала. ("Установления справедливости" ("Ordinamenti della giustizia") возведённые в ранг конституции и законодательно закрепившие данную норму были приняты позднее, в 1293 г, но практика существовала и ранее.] Вы можете обрести доброе имя и перестать быть ничтожеством, лишь из милосердия не вырванном из тела коммуны... Ну что, будете слушать, или пойдёте?
Никогда доныне Бокка не знал, и думал, что и в будущем не познает такого же унижения. Его никто никогда так не оскорблял, и вряд ли повторение такого же возможно. Никогда до сих пор, даже судью, приговорившего Винче к смерти, Бокка не хотел убить так страстно и в оставшиеся ему дни или годы той же силы желание не найдёт достаточного места в его душе. Но этому его желанию совершенно невозможно было осуществиться. И дело даже не в том, что поединки с городским должностным лицом запрещены даже по истечении срока его полномочий, а потому, что и нападение на Капитана, и даже просто отказ означали бы смерть не только ему, но и Кьяре с Нанеттой. В первом случае на плахе, во втором - от голода, или так же на плахе, если он не найдёт деньги на уплату залога.
- Прошу прощения, мессер Капитан, - он склонил голову. - Я был неправ.
[Год 1260. Август, 13. Повечерие]
- Меня зовут Симоне, Симоне Латини, мессер Бокка. Но вы зовите меня просто Симоне. Я так привык, - невысокий человек, едва старше Бокки, присел на сундук, служивший в том числе и лавкой. Одет он был вполне обычно, в тёмно-синее сюркотто и тюрбан, недавно вошедший в Фиренце в моду. В основном тюрбаны были популярны у женщин, которые украшали их ещё и длинными, до земли шлейфами, но и мужчины тоже были не прочь в них покрасоваться. - Я - личный секретарь мессера Фаринаты. К вашим услугам.
- Рад вас видеть, мессер...
- Симоне, просто Симоне. Ну, или сер Симоне, если вам так будет угодно. Секретарю и этого вполне достаточно.
- Но... впрочем, это ваше дело, сер Симоне. - Бокка махнул рукой, садясь в единственное тут кресло. Он, будучи в положении хозяина, предложил его своему другу, но Гано, пребывая в возбуждённом состоянии, предпочёл остаться на ногах и расхаживал по комнате. - Вина?
- Благодарю вас, не стоит.
- Гано?
- А? Ах, оставь! Не до того! Мы тут не ради пустяков. Я положительно
