— Да, мне правда вас очень жаль. Прожить столько лет, и все эти годы пропустить мимо…
В палате воцарилась тишина. Ни Буткус, ни Белов ничего не говорили больше. Где-то за стеной, далеко от них, играло радио. И где-то там же, за стеной, но уже ближе, раздавались шаркающие шаги кого-то из больных.
— Я принесу книгу, — сказал Белов, нарушив молчание. — И все черновики тоже.
Буткус удивленно крякнул. Казалось, он совсем не ожидал, что Белов может согласиться с его условием так легко.
А Белов продолжал говорить. Тихо и уверенно, как говорит человек, на стороне которого нерушимая истина:
— Я допишу роман, и вы опубликуете его под своим именем. Но если вы думаете, что останетесь в памяти людей, то ошибаетесь. Люди запоминают не имена, а мысли. А мысли в книге мои.
Он развернулся и открыл дверь. Но, не сдержавшись, напоследок сказал:
— Выздоравливайте. И берегите ваше сердце. Такое сердце, как у вас, может быть, только в единичном экземпляре. Нигде на свете такого циника больше не найти.
========== Часть 20 ==========
«связанными одной целью…»
Модестас вернулся в Каунас поздно вечером 31 декабря.
Белов пришел встречать его на вокзал. Издалека еще увидев усталую и чуть сутуловатую фигуру, пошел другу навстречу.
— С приездом! — он хлопнул Паулаускаса по плечу, тот вымученно улыбнулся.
— Лучше бы не возвращался… Здесь меня не ждет ничего хорошего.
Белов промолчал.
Они вышли из здания вокзала. Снова бушевала метель. Сергей поймал такси и, не слушая возражений друга, запихал его в машину. Назвал адрес Сашки.
— Твоя мать потрясающая женщина, — благодарно сказал Модестас, когда они выехали на центральную улицу. — Так тепло нас встретила…
Белов улыбнулся.
— Как Агне?
— Ей лучше. Правда лучше. Думаю, жизнь рядом с твоей мамой пойдет ей на пользу…
— И хорошо. Все будет хорошо.
***
У Саши уже все было готово. Он встретил друзей тепло и радушно. На стуле у окна, любуясь метелью, уже сидел Ваня.
— Встречаешь этот новый год с нами, — с улыбкой сказал Сашка Белову. — В Ленинград не тянет?
Белов немного подумал. Вспомнил о письме, которое он отправил Ленинградскому Саше с отказом в возвращении еще несколько дней назад и уверенно сказал:
— Нет, не тянет.
Они сели за стол. Модестас открыл шампанское.
— Буткус уезжает скоро, — начал рассказывать новости Саша. — С дочерью. Как из больницы выпишется, поедут в Прагу.
— Литва его уже не устраивает? — хмыкнул Паулаускас, разливая шампанское по бокалам. — Совсем зажрался…
— Да нет, тут в другом дело, — подал голос Белов. — Ему здесь тесно. Эго не влезает.
Он немного помолчал. Но, видя друга таким подавленным, не выдержал и сказал, едва слышно:
— Тебе не нужно больше переживать. Они уехали вчера. Вся команда. Теперь все наладится.
Паулаускас дернулся.
— Уехали? Просто взяли и уехали?..
Белов кивнул. Модестас воспрял. Его вилка веселее застучала о тарелку, и смех Паулаускаса прозвучал искренне, не наиграно.
Саша и Ваня переглянулись. Но ничего не поняли, и спрашивать не решились.
А Белову вдруг захотелось сказать что-то очень важное. Он встал и поднял бокал:
— Этот год был очень тяжелым для всех. Но я верю, что в следующем году нас будет ждать все только хорошее.
Ваня. Тихий, добрый, мягкий. Человек, который помогает людям просто потому, что по-другому он жить не может.
Саша. Ранимый и наивный художник, который знает цену дружбе. Крепкое и надежное плечо рядом.
Модестас. Лучший друг. Человек, который стал для него чем-то очень важным. Человек, с которым не нужно притворяться.
Это те люди, рядом с которыми он не чувствует себя чужим. Это его родные люди. Они — одна семья.
— Я бы написал о вас книгу, — продолжал Белов, сжимая бокал. Его руки дрожали. — Я бы написал… Но с книгами покончено.
— Почему? — искренне не понял Паулаускас.
Белов усмехнулся:
— Потому что ничего хорошего у меня из этого не выходит.
Модестас внимательно посмотрел на Белова. И, кажется, все понял.
— И что ты будешь делать дальше? — спросил он.
— Жить, — просто ответил Белов.
Часы пробили полночь.
А Белов совсем не жалел, что остался в Литве. И уж точно не жалел, что все они теперь…
…скованные одной цепью
связанные одной целью
