Чего не скажешь о сторожах первого лагеря: едва спустившись вниз, мы оказались перед маленькой погранзаставой, состоявшей из двух человек и одного черноволосого ога серии АКС. Это новшество стало для меня полной неожиданностью. Ещё трое суток назад ничего подобного тут и в помине не было. И вот — на тебе! Стоило нам приблизиться, как один из новоявленных пограничников лениво перегородил дорогу. «Стой, кто идёт?» — «Моё имя Эдвард, — представился я. — Я уже бывал тут прежде». — «По какому делу?» — «Я врач. Обследую огов». Парень сощурился. «Что-то я не припомню твоего лица, доктор Эдвард. Из какого сектора тебя прислали?» Он достал из кармана и держал наготове свой мобильный, показывая, что любые мои слова будут подвергнуты проверке. Тут бы не помогло ничего, кроме правды. «Я не член волонтёрской организации, — терпеливо пояснил я. — Просто интересуюсь огами». Погранец с ухмылкой повернулся к своему товарищу. «Слыхал? Он просто интересуется». — «Много их таких тут бродит, — с готовностью откликнулся второй, поедающий лапшу из пластиковой коробки. — А потом у нас оги пропадают». — «Что-то случилось?» — поинтересовался я. Они переглянулись. «С какой стати мы будем тебе докладывать?» — «С такой, что мы не крали ваших огов, — вмешался Алекс. — Наоборот, привели своего». Это немного их обескуражило. Но парни не желали сдаваться. Торчать весь день на посту им было скучно, а препирательства с нами внесли в сторожевую рутину хоть какое-то разнообразие. «Привели — ну и спасибочки. Оставляйте его нам, а сами проваливайте!» Чувствуя, что переговоры затягиваются, я предпринял последнюю попытку. «Послушайте, вы можете позвать сюда Ника? Он меня знает». Пограничник ухмыльнулся вторично. «Не повезло тебе, доктор. Ник сейчас в южном лагере. Так что милости просим завтра». Но знакомое имя немного его смягчило. Напоследок он снизошёл до совета: «Или прямо поезжай туда. Там большая буча намечается». — «Между кем и кем?» — осторожно уточнил я. «Между нами и работорговцами. Как услыхали, что легионеры заберут всех огов, так побежали скорее за эксклюзивным товаром. Хотят отобрать их у нас, чтобы потом продавать втридорога». — «Ага, разным извращенцам…» — подсказал его сосед. «А вы, значит, от них отбиваетесь?» — заинтересовался мой спутник. Второй пограничник, только что закончивший свою трапезу, взглянул на него внимательнее. «Хочешь присоединиться? — спросил он. — Или ты уже из наших? Нет? Уж больно лицо знакомое». Я открыл было рот, намереваясь обратить ситуацию в нашу пользу, но тут погранец пришёл к согласию со своей Мнемозиной. «А! Вспомнил! — воскликнул он. — Ты — тот парень с Арены, который спас игру!»
Бор не успел ничего ответить. По подземному вестибюлю разнёсся гул голосов, многократно усиленный эхом, и наверху показалась большая компания. Стражи лагеря встревоженно вскинули головы, но сразу же расслабились. Спускавшиеся люди, не в пример нам, были здесь своими. Все — с нарукавными волонтёрскими повязками, они говорили, перебивая и почти не слушая друг друга, словно выплёскивали наружу владевшее ими возбуждение. Мы отступили к стене; группа проследовала мимо. «Что так рано?» — с тревогой и любопытством спросил первый из пограничников. «Да всё на сегодня! Отстрелялись! Отбой тревоги!» — прозвучало сразу из нескольких глоток. Человек, замыкавший шествие, взглянул на нас. Под глазом у него красовался смачный фингал; прошло несколько секунд, прежде чем я узнал Старого Ника… (Трёхминутный пробел в записи)
«…дать отпор Церкви? — Ник удивлённо вскинул брови. — Мы похожи на сумасшедших?» — «Но тогда… зачем всё это? — обескураженно сказал Алекс, обводя рукой вестибюль станции. — Вы спасли этих огов от обезумевшей толпы, накормили-напоили, дали им крышу над головой, вы защищаете их от торговцев — и всё ради того, чтобы их получили легионеры? Вам не кажется, что это похоже на предательство?» Ник нахмурился. «Я спасаю огов, но командую всё-таки людьми. Чего ты от нас хочешь — кровавой стычки с военной элитой города? Или у тебя есть другой вариант?» Алекс насупился тоже. «У меня нет готового варианта. Разве что… переместить лагерь. Куда-нибудь поглубже, куда легионеры не сунутся». — «Ты не знаешь, о чём говоришь, — горько усмехнулся Ник. — В подземных туннелях живут только самые отчаянные. Одиночки, ежеминутно рискующие захлебнуться; те, кому терять уже нечего. Что касается твоего первого вопроса… Знаешь, ведь я не провидец. Когда я начал спасать огов, я действовал в одиночку и не был скован ничем, кроме своей совести. А теперь моя совесть молчит, её заглушает здравый смысл. Именно он диктует мне уступить этих огов Церкви… Сказать тебе, что такое здравый смысл? Это коллективная совесть общества». — «Больше похоже на компромисс, — угрюмо возразил мой попутчик. — Между совестью и страхом». Я, слушая их диспут, помалкивал; аргументы обоих спорщиков были мне хорошо знакомы, однако настало время вмешаться. «Компромиссы бывают разные, — как можно мягче сказал я. — Этот, на мой взгляд, был заключён между совестью и долгом. И всё же такие решения не из лёгких». — «Координатор гарантировал, что оги целыми и невредимыми вернутся на Фабрику, — словно оправдываясь напоследок, мрачно добавил Ник. — Если б не это, мы бы ещё трижды подумали, прежде чем связываться с церковниками. Ясно тебе, звезда Арены?» — «Ясно, — насупленно ответил Алекс. — Но Афидмана вы не получите. И они тоже. Пошли отсюда, Эд». Вызывающе сунув руки в карманы, он зашагал к неподвижному эскалатору. Ог следовал за ним, как собачка на коротком поводке. «Интересно, что он собирается делать? — провожая взглядом эту парочку, заметил Ник. — Если они явятся к нему домой…» — «Если никто не донесёт, может, и не явятся, — задумчиво ответил я. — Наскрести бы таких Алексов Боров по городу хотя б полсотни… и чтоб каждый взял себе по огу. Тогда весь план их возвращения на Фабрику оказался бы под угрозой срыва». Ник смотрел на меня, не говоря ни слова. «Подумай об этом, ладно?» — на всякий случай прибавил я и поспешил… (Девятисекундная лакуна)
«…муха тебя укусила? — спросил я, подстраиваясь под его размашистый шаг. — Что за юношеский максимализм такой?» — «Намекаешь, что я не прав?» — огрызнулся он. «Разумеется, прав, — бесстрастно ответил я. — Той самой правотой, которая всем глаза колет». Он недоверчиво покосился на меня. «Разве правота бывает разной?» — «Запросто. Твоя правота — это некий абсолют, никак не связанный с реальной ситуацией. Правота Ника более изменчива — но и более жизненна тоже». Алекс молчал, надувшись, как мышь на крупу. Я продолжил: «Возвращение огов на Фабрику выгодно всем — и волонтёрам, и Церкви, и самим огам…» — «Выгода, выгода, только об этом и слышно! — прервал он. — Как будто они навеки чьё-то имущество! На каких скрижалях это записано?» — «Ну, юридически Фабрика…» — «К чертям собачьим Фабрику! Здесь у них
