Всё тогда получилось, как хотел Вапшевич! У него появились деньги, у Борьки Ольгина — свобода. Но прошло тринадцать лет — и каким-то невероятным, фантастическим образом, эту старую историю узнал Шеллер. Вапшевич подозревал, что тогда, в начале двухтысячных, Шеллер был одним из действующих лиц истории с вымогательством, просто не попался на глаза следствию. Теперь, когда Герман Иванович сделался полковником СБ, Шеллер воспользовался удобным случаем. История-то старая, но неприглядная, можно сказать, паскудная. Всплывёт — придётся Вапшевичу уволиться и хорошо, если других проблем не возникнет.
Вапшевич дрогнул и согласился на условия Шеллера. Это было его второй ошибкой. Следовало поступить, как офицеру: признаться во всём и сложить с себя полномочия. А так не хотелось! И он организовал операцию против Шеллера, подослав своего агента — Лёшу Бессмертова. Этот умный парень должен был решить все проблемы, ничего не переспрашивая у своего начальника, которого очень уважал. Тут вмешался полковник Ланской, который тоже ухитрился подослать к Шеллеру агента — Олега Сокольского. Вапшевич забеспокоился и принял очередное неправильное решение: приказал Бессмертову не вмешиваться, что бы ни случилось.
Олег Сокольский погиб, Бессмертов сказал, что уничтожил документы. Шеллера вскоре задержали и он скончался в тюрьме. К этому факту Герман Иванович отношения не имел, но искренне порадовался. Ему показалось, что он обрубил все концы. Оказалось, не все и не обрубил…
Сейчас Вапшевич сожалел о том, что подставил Ланского и тот винит себя в смерти своего агента. До этого момента полковник уверял себя, что произошедшее — чистая случайность, что в борьбе с преступниками постоянно погибают хорошие люди, что при другом раскладе мог пострадать Бессмертов, за которого полковник Вапшевич считал себя более ответственным, чем за какого-то частного детектива, решившего поиграть "в разведчиков". Неправильные решения тянули за собой новые проблемы. Он отправил за компроматом наёмного убийцу Андрея Шрама, больше известного в последнее время, как Чирик. Он приказал двоим своим подручным задержать на трассе посланных на помощь полковнику Сокольскому людей. Вапшевич понимал, что запутался очень крепко. Что сейчас с его парнями? Где компромат? Об этом должен рассказать тот, на встречу с кем он торопился, неуверенно управляя своей чёрной "Ауди". Даже машина норовила выйти из-под контроля!
Сергей Сергеевич Ланской, полковник УВР ФСБ, бывший друг, с которым они рассорились после гибели Олега Сокольского, ждал его далеко от Питера и Большого Дома — в маленьком привокзальном кафе города Ломоносов…
* * *
У этого двора не было ни стены, ни ворот, которые отгораживали бы его от набережной канала Грибоедова. Инга заехала в пространство между старыми, разновысокими домами: слева три этажа, справа — пять, прямо — четыре, а за ними — дом ещё выше, сверкает новоперекрытой оцинкованной крышей. Тот, кто вырос в центре Питера, привык к диковинным нагромождениям стен, труб, надстроек и пристроек. Так привыкаешь к лицам родителей, не замечая родинок, морщинок и складочек.
Машина остановилась, но Сокольский продолжал сидеть рядом с Берестовой, откинувшись на подголовник и прикрыв глаза. Инга не взялась бы определить, думает ли он о чём-то, или дремлет, или мучается от боли в ноге. Потом он нахмурился, не размыкая веки — и она спросила:
— Болит?
Сокольский открыл глаза и посмотрел на неё.
— Я всё время думаю: если бы Шрам не принял Олега за Орлика — был бы у моего брата шанс выжить? — сказал он вместо ответа.
— Твоего брата подставили, чтобы "слить" Шеллера, — напомнила Инга. — Даже если бы его не узнал Шрам, шеллеровские молодчики всё равно схватили бы его и убили.
Может быть, прозвучало излишне жёстко, но человек, сидящий рядом с ней в автомобиле, меньше всего ждал, что она примется бормотать слова сочувствия.
— Помнишь, я рассказывал тебе, что в детстве мы с братом придумали сыщика по имени Финт? — спросил он.
— Помню, — ответила Инга. — Потом Олег воспользовался одной из ваших историй, чтобы закодировать сообщение для тебя. Это было после того, как он нашёл склад серверов, с помощью которых готовился захвата банковской системы. Олегу нужно было подать тебе сигнал и он стал твердить про стеклянный дом, чтобы ты обратил внимание на бизнес-центр на Охте, где он спрятал флешку в лифте.
Сокольский медленно кивнул.
— Во время допроса он наговорил фраз про Финта, Тень, стеклянный дом, понадеявшись, что я пойму настоящее значение того, что для его мучителей звучало бредом. — Он смотрел на трещинку в лобовом стекле, но потом повернулся к Инге. — Кое-что из нашей детской забавы я действительно забыл. Вспомнил там, в Ряпушково, когда Шрам твердил, что пустил мне пулю в сердце… Мы с братом постоянно менялись ролями, чтобы не ссориться. В детской истории со стеклянным домом не Олег, а я играл роль Финта. Конец Олег сочинил трагический: чтобы спасти Финта, Тень притворился им — и погиб вместо него. Мой брат сказал перед смертью гораздо больше, а я только сейчас смог это разгадать. Он понял, что Шрам принимает его за меня и фактически указал мне на своего убийцу.
— Вряд ли такую шараду можно было разгадать сразу, — засомневалась Инга.
— Может быть, — задумчиво проговорил Сокольский, потом опомнился и нажал ручку дверцы. — Всё может быть! Если бы каждый в этой истории сделал то, что должен — может быть, Олег Сокольский остался бы жив.
Он выбрался из машины и вытащил с заднего сидения трость. Инга тоже вышла.
— Лучше сдам тебя с рук на руки, — категорично решила она, активируя сигнализацию. — Хочу присутствовать при моменте, когда Серафима увидит твою ногу.
— Забыла? Она медсестра.
— Которую ты бросил после свадьбы, а потом явился с покалеченной конечностью, — выговорила ему Инга, поднырнула под его руку и повела к подъезду.
* * *
Полковник Вапшевич вошёл в меленькое привокзальное кафе. С тех пор, как он последний раз посещал это место, многое изменилось. Круглые "стоячие" столы исчезли, их заменили маленькие столики с удобными стульями. У одного такого столика, лицом ко входу, сидел высокий, худощавый человек с короткими седыми волосами. Вапшевич направился в его сторону.
— Здравствуй, Сергей Сергеевич! — поздоровался он, протягивая руку.
Полковник Ланской обнимал пальцами кружку, словно так ему было проще удержаться от ответного жеста. Вапшевич смирился, подвинул стул и сел напротив.
— О чём ты хотел поговорить, Серёжа? — спросил он. — Если считаешь, что я виноват — почему позвал сюда? Честно признаться, у меня появилась надежда, когда ты сказал, что будешь ждать "на том самом месте, в Ораниенбауме".
— Я хотел поговорить с тобой, прежде чем передам дело прокурору, — мрачно ответил Ланской, не отцепляясь от чашки. — Что ты наделал, Герман? Зачем?
Вапшевич ослабил галстук. Он не